Ему надо было вдолбить эту мысль внуку, чтобы тот постиг вечный закон, на который все обречены, если хотят жить. Он понимал, как в неопытной голове идет сравнение хуторской милой заботы и оборонной, державной, о чем кричал второй мастеровой, и, может быть, даже думается о снарядах, не поданных на позиции из-за старого деда. Но держава здесь ни при чем! Это байки для легковерных. Если держава будет отнимать у него больше, чем он может дать, она тоже сгинет.
В конце февраля семнадцатого года от Макария пришло письмо, написанное чужим человеком. Макарий сообщал, что контужен и ослеп, находится в Москве в госпитале, и просился домой.
Надо было ехать. Родион Герасимович и Хведоровна вызвали из поселка бывшую сноху с мужем. Наступил вечер, солнце уже село, и в курене зажгли керосиновую лампу.
Родион Герасимович находился в курятнике, где подтапливал печь. Стояли последние, должно быть, морозы, и было бы не по-хозяйски накануне тепла простудить птиц. Он подбросил угля, прикрыл устье и стал слушать потрескивание огня и наблюдать в щелку.
Макарий, сколько ты помучился! И ранило, и разбивался, а вот и ослеп. Что с тобой, слепым, делать?
Дед незаметно перешел на упреки, как будто Макарий был малолеток и нашкодил.
Хведоровна молилась за ослепшего внука, и ее звонкий сварливый голос звучал у Родиона Герасимовича в голове: "... не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке..."
Родион Герасимович вспомнил себя молодым и подумал, глядя на огонь: "Все кончается". Ему было жаль молодости, быстро превратившейся в этот курятник, в старуху Хведоровну, в сумерки.
Он зашептал молитву, потом вышел на баз и посмотрел на небо. Уже горела Вечерняя звезда, а за горизонтом поднимались багровые отсветы печей "Униона". Родион Герасимович представил закономерность жизни, которой все следовали, начиная с него, когда уходили от предназначенной судьбы. И он ушел от матери и отца и, оторвавшись от родного корня, расплачивался за свободу, пролив кровь, проломив голову сопернику-артельщику. Только создал это хозяйство, как стал отрываться сын; Сашка не побоялся ни подземного черта, ни ученой жены, надеялся, что под ногами прочная опора, хутор Родиона Герасимовича. Потом улетел Макарий. На очереди последний слеток... А Господь сверху глядит и говорит себе: все кончается, все повторяется.
Наконец-то приехали Анна с Москалем и Виктором и стали совещаться, кому отправляться за несчастным.
Хведоровна сказала, что уже много дней подряд Макарий плохо ей снился, и она говорила об этом Павле, собиралась заказывать священнику молебен, но Родион Герасимович посчитал, что хватит и свечки.
- Може, ты поедешь? - спросила старуха Анну. - Старого страшно пускать.
- Тогда уж мне ехать, бабушка, - сказал Москаль. - Пассажирские поезда нынче не того... Не успевают перевозить военные грузы. Доездились!
- То було бы краше, - кивнула Хведоровна. - А мы грошей дадим, я две курки сварю...
Москаль почесал свой утиный нос, усмехнулся и спросил:
- А три не сварите?
- Та хоть задавысь! - воскликнула Хведоровна. - Не две дам, а двадцать две.
- То ты верно рассуждаешь, Хведоровна, - сказал Родион Герасимович. Надо будет клетку-другую с курями захватить. Раз в тех краях туго с харчами, мы дорогу оправдаем. А ежели понадобится, можно курчонка в подарок поднести.
- Давай уж целый вагон загрузим, - сказал Москаль.
Он встал, вытащил из-за божницы старый календарь и принялся листать.
- Я поеду, - решила Анна. - Я мать, мне никто не посмеет отказать.
Родион Герасимович посмотрел на Москаля, заглянул в календарь и спросил:
- Не повезешь клетки, да?
- Не с руки, - ответил Иван Платонович, перелистывая страницу. - Хм! Вот вам... - Он протянул календарь Родиону Герасимовичу.
- Что? - вымолвил тот, прищурясь. - Прибавь свету.
- Воздухоплавание, портреты первых погибших авиаторов...
- Макарий, слава Богу, живой, - сказал Родион Герасимович. - И две клетки не велик труд. Мы доставим прямо на станцию. - Поглядев на Виктора, поворачивающего фитиль в лампе, остановил его: - Не надо...
- Скоро весна, тепло настанет, - ласково-настойчиво произнесла Хведоровна. - Выведем его на баз. Под солнечко... Ну, Москалик, не суперечь! - Она сильно потрепала Ивана Платоновича по плечу.
Москаль вытерпел эту крепкую ласку и повторил, что поедет в Москву, только без торговой цели.
- Ну что ты к нему прицепилась как репей?! - сердито воскликнул Родион Герасимович. - Я сам поеду. Витька, со мной пойдешь?
- Нет, ему учиться, - возразила Анна.
- Подождет учеба, - отмахнулся Родион Герасимович - Ученых кругом пруд пруди...
Москаль отложил календарь, повернулся к Хведоровне и сказал:
- Как, матушка, ты только дерешься али и кормишь гостей?
- А як же! - усмехнулась Хведоровна-Улюбленное мое дело гостей годувать смаженными курчатами.