- Сколько умных и гуманных людей сбежалось на Дон, а толку нет, сказал Заянчковский. - Добровольческая армия тянет в одну сторону. Совет в другую. Войсковой круг в третью. Толку нет. Зато у красных без колебаний.
- Нельзя ли наконец оградить меня от этой напыщенной матроны? спросила Нина. - Что ей от меня надо?
Заянчковский вздохнул и продолжил:
- Железнодорожники забастовали в Ростове, казаки им не препятствуют, а добровольцы врываются в рабочую столовую и открывают стрельбу. Потом похороны жертв. Казачьи власти беспечно все дозволяют. Народ возбужден против "юнкерей". Добровольцы как на вулкане... На кого мы надеемся?
- Чем я ей не угодила? - пожала плечами Нина. - Может, она красная? Витя, представляешь, я все время стараюсь с ней вежливо.
- Нет, не умеем мирно жить, - сказал Заянчковский, потирая затрещавший подбородок. - Вы молоды, Нина Петровна, пользуетесь успехом у офицеров. Богаты... А она? Ну простите ее, и все!
- У кого я пользуюсь успехом? - раздражаясь, воскликнула Нина. - Какие глупости!
Виктор закрыл ладонью глаза и зевнул.
- Что ты заводишься, - сказал он. - Надо в Ростов... Тут, видать, некому ладу дать. Жужжите, как мухи.
Заянчковский развел руками, наморщил лоб и виновато произнес:
- Вы не так поняли меня, Нина Петровна! Но будьте выше... Мы несем свой крест, а вы идейная доброволка, вам надо быть выше... Вы встречаете судьбу с открытым забралом.
Виктор раздвинул пальцы и взглянул на Нину. Его губы пошевелились.
- Сейчас идем! - твердо произнесла она. - Я ухожу, доктор... Может, не вернусь. Так что прощайте на всякий случаи.
Она не знала, что заставило ее произнести эти слова, ведь минуту назад ей казалось, что она прочно привязана к лазарету.
Заянчковский закряхтел, встал, собираясь уходить, и сказал Виктору:
- Заморилась наша Нина Петровна. Такое дело подняла... Не жалеем мы своих лучших.
- Если идешь, то пошли, - сказал Виктор. - У вас среди мучеников небось затоскуешь.
Он глядел на нее, теребя здоровой рукой испятнанный чем-то бурым конец башлыка.
Сейчас он уйдет, она останется, и тут ничего не сделаешь.
Нина оглянулась на врача. Заянчковский улыбнулся и вышел, притворив дверь.
- Ты хочешь в Ростов? - спросила она. - А как на фронте? Плохо?
- Не в свое дело мы ввязались, - сказал Виктор. - Ты можешь оставаться, а я уж наелся. Казакам на все плевать, лишь бы с родных хуторов не трогаться, а мы как комары... Поеду в Ростов. Либо к добровольцам притулюсь, либо домой буду ворочаться.
- А как же со мной? - ревниво спросила Нина. - Мы же вместе были.
Он усмехнулся:
- Были. Покуда я тебе был нужен. А направила ты меня под Лихую воевать, не поморщилась. Ну да я не в обиде. Разные у нас понятия о жизни. - Виктор взялся за локоть подвязанной руки, стал покачиваться.
- Деньги у тебя есть? - спросила Нина.
- Есть, взял у убитого. Смародерничал. Ну идем, пока не передумала, я у тебя хоть высплюсь.
Нина подумала об Ушакове, о том, что будет, если он узнает про постороннего у нее в номере, но ничего не придумала и решила не отказывать раненому земляку.
Они шли от вокзала к центру, она рассказывала, что наконец нашла настоящего человека и счастлива с ним и тоже собирается в Ростов.
В морозном воздухе разносились запахи дыма. У серых заборов рыжели на снегу пятна прогоревшей жужелки. Из ближнего база раздавалось рычащее хрюканье свиньи.
Виктор смотрел вокруг, на Ушакова не отзывался, как будто не было интереса до ее жизни.
Придя в гостиницу, он осмотрел номер, усмехнулся батальной живописи, висевшей на стене, поединку казака с французским драгуном, и попросил поесть.
Нина распорядилась принести чаю, булок-франзулек, колбасы. Теперь ее настроение переменилось. Ей вспомнилось, как они хотели выдать Рылова казакам, а Виктор не позволил. Да и кто он ей? Рабочий, а она хозяйка. Он не Ушаков, воевать ему не за что.
Виктор ел и смотрел на Нину. Ей делалось неловко.
- Что смотришь? - спросила она. - У тебя деньги есть?
- Есть. Ты уже спрашивала...
- Как на позициях? Удержите или снова отступите?
Виктор смотрел на нее, ничего не говорил. "Ишь, офицера уже успела завести, капиталистка, - думал он. - Ловко у нее получается: то Григорова взяла, то Макарию голову морочила."