«О Аллах, а что же стало с Хасаном? Я потерял его у стен дворца… Аллах милосердный, прошу тебя, сделай так, чтобы с ним ничего не случилось. Я сейчас не могу ничем ему помочь. Но, быть может, когда я вернусь, я осмелюсь просить прощения у своего лучшего друга за это постыдное бегство…»
Быстроногий конь уносил юношу все дальше, но мыслями Бедр-ад-Дин по-прежнему был там, в родном городе. Душевная боль терзала, не давая успокоиться. Но постепенно бесконечное однообразие дороги взяло верх. И вот дыхание выровнялось, слезы более не подступали к глазам, разум очистился. И только сейчас Бедр-ад-Дин смог задать себе новый вопрос:
«Но куда я еду? О да, от города ведут многие дороги. Но почему я поехал именно по полночной? Почему не избрал дорогу, что идет вдоль моря? И что я везу с собой?»
Бедр-ад-Дин пустил коня шагом и, путаясь в шелковых шнурах, наконец раскрыл узкий кожаный мешок, который передал ему посыльный. Два свитка, один заметно крупнее другого, тонкая черная палочка с синими и золотыми полосками, увенчанная петлей, по виду деревянная, но удивительно тяжелая для любого дерева, лоскут черного шелка с вышитым знаком…
– О Аллах, что же это все такое? – удивился Бедр-ад-Дин. – Похоже, это был поддельный посыльный… Но байза-то настоящая… Что же это все значит?
Наконец юноша обратил внимание, что один из свитков – тот, что был тоньше, – надписан так: «Бедр-ад-Дину, сыну визиря Рашида».
– О Аллах, наконец я получу ответы на свои вопросы… – пробормотал сын визиря, торопливо разворачивая свиток.
«Да хранит тебя Аллах великий и милосердный! – так начиналось письмо мудреца Валида. – Надеюсь, ты развернул это письмо уже после того, как скрылись за спиной городские стены. Если это так, то я могу быть спокоен и за тебя, и за дело, которое поручаю тебе. Если же нет, то, боюсь, нешуточная опасность, грозящая нам, стала еще больше. Но выбора у меня нет. Счастье, что тебе удалось ускользнуть из лап первого советника.
Увы, мой юный друг, этот негодяй уже давно готовил заговор. И до меня доходили слухи, и, думаю, до моего брата, нашего мудрого царя Темира тоже. Но мы оба не придали значения слухам, более надеясь на разум подданных и царедворцев. И потому я виню в случившемся и себя. Но тебе, мужественный юноша, я поручаю дело необыкновенной важности. Ты должен отвезти второй свиток, который найдешь в мешке, наместнику самого халифа, правителю самого северного города в черной земле Кемет. Город этот называют Александрией, он стоит на берегу Серединного моря. И лишь после того, как ты передашь свитки в собственные руки наместника по имени Исмаил-бей, твое поручение будет выполнено. Но не жди, что Исмаил-бей сразу поверит тебе. Этот человек недоверчив и осторожен, ни серебряная байза, ни твои самые горячие слова его не убедят. Черный жезл, который ты, думаю, уже нашел в мешке, принадлежал некогда властителям земли Кемет, фараонам. Его однажды сам Исмаил-бей вручил нашему царю, Темиру. Этот жезл и послужит тебе лучшей верительной грамотой. Если же Исмаил-бей не властвует над городом Искандера Двурогого, то сожги свитки, не читая их. А после этого постарайся укрыться там, где тебя никто не стал бы искать. И помни, мужественный юноша, что ты сделал и для царя и для визиря неизмеримо много. Но, если твое путешествие увенчается успехом и ты сможешь отдать грамоты Исмаил-бею, твое поручение будет нашей победой.
Не тревожься за отца, не тревожься за мать – они будут под защитой сил, неподвластных первому советнику. Я надеюсь на тебя, юноша!»
Словно не веря собственным глазам, Бедр-ад-Дин еще раз перечитал письмо мудреца. Потом еще раз. Потом в третий. Лишь теперь смысл слов начал доходить до его разума.
– Александрия… – пробормотал Бедр-ад-Дин. – Город Искандера Двурогого… Да будет с тобой Аллах, мудрец Валид. Сдержи слово, защити моих родителей. А я сдержу слово, данное тебе, и доставлю послание Исмаил-бею, наместнику самого халифа…
Легконогий конь отмерял фарсах за фарсахом, но юноша не видел ничего перед собой, не видел он и дороги. В раздумьях о том, что осталось в родном городе, прошли часы. Не помышлял и о ночлеге Бедр-ад-Дин, потому сумерки застали его вдали от любого жилья. Но отдых нужен был и юноше, и его коню. И потому, увидев в стороне от дороги несколько пальм, склонившихся над источником, всадник поспешил туда. Да, это был не надежный кров над головой, а лишь слабое подобие убежища. Но сейчас и оно показалось усталому путнику лучше самой нежной постели из сотни шелковых ковров.