Но, при ближайшем рассмотрении, в спутниках юноши оказались не купцы. Или не только купцы. Ибо лица странников были суровы, а их слуги мало похожи на посыльных в лавке. Да и цель путешествия, должно быть, вовсе не была обычной целью купцов, ибо не было при них корзин и сундуков, мешков и бурдюков. Зато были копья и щиты охраны, диковинные приборы, которыми эти странные купцы мерили море, и книги… бесчисленное количество книг, в которых эти необыкновенные путники искали ответы на свои вопросы.
Старшего спутники уважительно звали Синдбадом-Мореходом. И Бедр-ад-Дин, понаблюдав за «купцами», решил, что именно ему ведома цель странствия. Но расспрашивать не решился. Ибо дневной лик юноши предполагал годы страданий, странствий, лишений, – того, что дает человеку мудрость, а его ночной лик яснее ясного говорил о том, сколь мало видел Бедр-ад-Дин на белом свете и сколь мало знает.
Вот потому недолгое путешествие к городу Искандера Двурогого лишь на мгновение соединило двух великих странников. Миг же, когда корабль причалил к берегу, навсегда развел их, так и не дав изысканного наслаждения высоким общением. Видно, такова была воля Аллаха всемилостивого и милосердного.
И вновь юноше помогло заклятие джиннии, ибо с почтением обращались к Бедр-ад-Дину стражники и охрана дворца наместника. Ибо горбатый уродливый старец не может быть врагом, не может быть наемным убийцей, не может быть и предателем. Значит, его слова правдивы, и можно доложить о прибытии вестника из далекой страны Ал-Лат. Черный же жезл фараона, переданный с поклоном в руки самого наместника, положил конец недоверию, которое могло народиться в душе властителя города Искандера.
– Да пребудет с тобой милость Аллаха великого, о мудрый Исмаил-бей, наместник халифа, повелителя правоверных! – с поклоном проговорил Бедр-ад-Дин.
Солнце лишь всходило к зениту, и потому наместник с ужасом смотрел, как кланяется ему горбатый старец.
– Благодарю тебя, о мудрый посланец. Какие вести ты принес нам?
И Бедр-ад-Дин начал свой рассказ. И чем дольше говорил он, тем ярче огонь недоверия горел в глазах Исмаил-бея. Слова же о появлении в зале первого советника в сопровождении дворцовой стражи просто поразили наместника.
– Прости мне мою дерзость, о мудрый посланец, но я не могу поверить, что достойный советник Сейфул, да смилуется над ним Аллах великий, оказался способен на такое!..
– Увы, почтенный Исмаил-бей, это так. Я сам… – Тут Бедр-ад-Дин понял, что нельзя говорить о том, что он сам все это видел. Ибо свидетелем и, в какой-то мере, участником событий был юный сын визиря, а не сморщенный горбатый старец. – ….Сам слышал, как обо всем этом рассказал мудрецу Валиду мальчишка Бедр-ад-Дин, который не просто видел все своими глазами, но, думаю, и в какой-то мере, пусть и невольно, вынес этот заговор из глубин…
– О Аллах, о чем ты?
– Быть может, я выразился неточно. Но если бы неразумные дети, Хасан с Бедр-ад-Дином, не прибежали во дворец и не подняли панику… Мудрец Валид считает, что тогда гибель царя и верных ему людей была бы неминуемой…
– И он прав, ибо заговор, должно быть, зрел давно, а появление мальчишек лишь ускорило события. И, думаю, сорвало планы заговорщиков.
– О Аллах милосердный… Так ты, о мудрейший, думаешь, что эти чада помогли царю?
– Конечно. Хотя и не смогли предупредить его задолго.
– Да воссияет небосвод вечной молодости над твоей головой, о наместник…
– Но почему ты так печешься об этих юношах?
– Хасан, друг быстроногого Бедр-ад-Дина, приходится мне внучатым племянником. И если мальчик оказал честь трону, то вся наша семья сможет им гордиться… Хотя он и сорванец…
– Думаю, почтеннейший, что семья сможет им гордиться. Ибо это поступок смелого мужа, а не проказливого мальчишки.
Бедр-ад-Дин поклонился, лелея надежду, что слова о смелом юноше вполне можно отнести и к нему. Душу вновь пронзила тревога за Хасана. Увы, вовсе не внучатого племянника страшного горбуна, а близкого друга юного сына визиря.
– Почтеннейший посланник, мудрец Валид, да продлит Аллах его жизнь на тысячи лет, просит удержать тебя здесь, в гостеприимной Александрии до тех пор, пока за тобой не пришлют посольство. Похоже, у себя на родине, в далекой стране Ал-Лат, ты человек уважаемый, важный…
Бедр-ад-Дин нашел в себе силы молча кивнуть, удивляясь заботливым словам мудреца Валида. О да, этот человек даже в час беды думает сначала о других, а потом уже и о себе.
Но наместник, по-своему расценив молчание Бедр-ад-Дина, продолжил:
– …и потому я буду рад оказать достойное тебя, о почтеннейший, гостеприимство. Ибо нет для меня радости большей, чем делить кров с земляком и другом самого мудреца Валида.
Бедр-ад-Дин еще раз поклонился. И ответил, приложив ладонь к сердцу:
– Благодарю тебя за гостеприимство, добрый Исмаил-бей, благодарю за заботу. Поверь, твои слова пролили бальзам радости на мою душу. Но в городе Искандера Двурогого живут мои родственники. Я поищу их. Быть может, кто-то вспомнит меня…
Исмаил-бей поклонился в ответ.