– Оставь свои русские глупости! – ледяным тоном перебила ее Айше. – Женщина на Востоке похожа на благоухающий цветок, ибо ее тело умащено благовониями и спрыснуто душистой водой. А еще восточная прелестница напоминает прекрасную картину, принадлежащую кисти великого художника. Ты тоже будешь такой. Если выбор господина падет нынче на тебя, мы умастим твое тело ароматным маслом, смешанным с блестками. Также удалим волосы с твоего тела – везде: и под мышками, и между ног, и на ногах, если они там есть. Будь моя воля, я бы велела выкрасить твои косы в черный цвет: по-моему, эти ваши белесые и рыжие космы, – тут последовал выразительный взгляд в сторону Жаклин, которая только возмущенно фыркнула в ответ, – весьма уродливы. Но господин не разрешил мне этого делать. А пока я велю подать хны. Мы покрасим тебе ногти на руках, на ногах, а также ладони и ступни. Если придется готовить тебя на ложе господина, мы покрасим тебе лобок и живот над ним – ровно на четыре пальца, не выше. Кроме того, подведем твои невыразительные брови так, чтобы они сходились на переносице, – вот как у меня! – Айше бросила самодовольный взгляд в зеркало. – Ну и губы подрисуем кармином, ведь при виде умело подкрашенных губ у мужчины непременно возникнет желание припасть к ним…
Марья Романовна слушала эту речь примерно с тем же чувством, с каким грешник, вступающий в обитель Вельзевула, выслушивает перечень уготованных ему вечных мучений. Она только хотела выкрикнуть возмущенно: «Нет, никогда, ни за что!» – но вспомнила, что залогом ее покорности является встреча с Наташей, – и прикусила язычок. Однако такая угрюмая тоска отразилась на ее лице, что Айше злорадно расхохоталась и уже повернулась к двери, вероятно, собираясь позвать прислужницу, чтобы приказать ей принести краску, как вдруг парчовая завеса одной из дверей откинулась и в комнату вкатилась расплывшаяся фигура Керима, облаченного, как и прежде, в попугайно-яркие одеяния.
– Господин прибыл! – провозгласил он торжественно.
– Боже мой, он сбежал! И вы позволили ему уйти! – воскликнули в один голос Свейский и Казанцев, а Прасковья Гавриловна сопроводила их возмущенный дуэт ошарашенным: «Охти мне, охтиньки!»
– Вы, свет-маменька, уж идите к себе да прилягте и усните, – с превеликой нежностью проговорил Охотников, целуя руку Прасковьи Гавриловны и с заботливой непреклонностью выпроваживая ее из комнаты, причем почтенная дама послушалась сына с безропотностью ребенка. – Я все улажу! Только, прежде чем лечь, велите Фролу приготовить ванну и ужин для нашего позднего гостя.
Прасковья Гавриловна, в которой тут же пробудилась радушная хозяйка и ожило несомненное доверие ко всем делам и поступкам сына, удалилась совершенно успокоенная.
Притворив за ней дверь, Охотников резко повернулся к друзьям, и Свейский даже отпрянул от его внезапного – ни здрасьте, как говорится, ни до свиданья (впрочем, никакое «до свиданья» в сем случае, при начале встречи, было вовсе неуместно!) – вопроса:
– Извольте объяснить, что вы имели в виду!
– Нет, это вы извольте объясниться! – в отчаянии вскричал Казанцев, уже позабывший о своих не делающих ему чести размышлениях и не сомневавшийся, что все дело с розыском похищенных дам вполне бы уладилось, кабы загадочный ремонтер остался в руках Охотникова. – Я видел, как ловко вы связали Сермяжного! Вы приготовили веревку заранее – значит, он чем-то вызвал ваше подозрение. И так вдруг выпустить из рук… и даже не сделать попытки схватить?!
– Ты меня, Александр Петрович, в чем упрекаешь, в глупости, что ли? – усмехнулся Охотников, и Казанцев осекся, потому что вовсе не в глупости, а в неловкости или слабости, а может, даже и в трусости намеревался обвинить друга…
– А мне показалось, что вы сделали это нарочно… – пробормотал Свейский и покраснел, словно устыдившись своего предположения.
– Разумеется, нарочно! – хладнокровно кивнул Охотников. – Я понял об этом господине все, что мне было нужно, а ваше внезапное восклицание, Петр Васильевич, довершило мои подозрения. Я растолкую свой поступок, но прежде всего вы объясните собственные слова относительно того, что Сермяжный замешан в похищении женщин.