– Отвернись, – хмуро велела она.
– Вот ещё.
– Отвернись, говорю!
– Ну говоришь. Мне что с того?
– Я Шатая кликну. Он тебя…
Княжич спорить не стал, но не выказал и тени страха.
– Да, может. Ведь так поступают шляхи? Бьют тех, кто сдачи не даст. Вот только я дам.
– Ты встать-то не можешь.
– Но ты же всё одно меня боишься. Вон синяя вся, а на берег не идёшь.
И то верно. Пленник измучился так, что сам и поесть не сумел бы, а Крапива пред ним стояла ровно на казни. А и глядел Влас так, словно озерцо, зелёный остров в Мёртвых землях, сама степь, да и Крапива заодно – всё принадлежало ему одному. Сызмальства его так глядеть учили, что ли?!
– Спасибо бы лучше сказал! Я тебя выходила…
– А я тебя от верной гибели спас, но благодарности тоже не дождался.
– А я…
– А ты мешалась только! – перебил Влас. – Вылазь уже. Я есть хочу.
И так сказал, что Крапива, наперво, послушалась, а там уже докумекала, что княжич раскомандовался. Но не лезть же обратно?
Девица отвернулась сама, чтобы хоть так унять стыд, обтёрлась ладонями, натянула мокрую рубаху. И всё чудилось, что взгляд княжича обжигает спину, но, когда она управилась, Влас лежал, закинув одну руку за затылок и рассматривая бледные пока звёзды.
– Поторопись, – велел он. – У меня уже живот к хребту прилип.
Крапива до боли стиснула кулаки, из груди рвался вопль. Зато княжич и бровью не повёл: лежал словно не в плену, а в тереме на мягкой кровати. И девка повиновалась, пошла к общему костру, откуда уже доносился запах пищи. Завидев аэрдын, Шатай подобрался, но рта при ней не открыл.
Просить еды было неловко, но Крапиву и не принуждали – её уже ждала плошка и лежало расстеленное одеяло. Кривой маленько отодвинулся, давая место.
– Спасибо… – пролепетала травознайка.
Взяла еду и, красная от стыда, пошла обратно к Власу. А что там пробормотал себе под нос Шатай, уже не слушала.
Ясно, что нарочно для пленника никто готовить не стал. Сглотнув слюну, Крапива пододвинула посуду к нему, но княжичу и того оказалось недостаточно.
– Покорми меня.
– Да ты дитё малое, что ли? Или умираешь?
– Может и умираю.
Надо признать, не сильно-то и соврал. Своими зельями травознайка Власа едва ни с того света вытащила, да и ныне не была уверена, что до утра доживёт. Впрочем, острый язык служил ему исправно, так что надежда имелась.
Руки мелко дрожали от злости, но Крапива зачерпнула похлёбку. Княжич же приподнялся, брезгливо понюхал и скривился.
– Отведай ты сперва.
А и надеть бы ту плошку ему на голову! Крапива процедила:
– Боишься, отравлю?
– У тебя умишка не достанет меня отравить. Боюсь, что шляхи готовят дерьмово.
– Ты ещё и нос воротишь?!
– А что, нужно соглашаться на первое, что предложат? – Влас покосился в ту сторону, откуда доносились голоса степняков. – Как ты?
Крапива запихнула ложку с похлёбкой так глубоко ему в глотку, что испугалась, как бы Влас не задохнулся. А после, смутившись, отпробовала сама. Готовить шляхи и верно были не мастера, но уж она-то после дня в пути перебирать не станет. Да и Влас, отбросив княжеские манеры, уплетал за обе щёки. Нрав показал – и будет, так что плошка опустела прежде, чем пленник ляпнул ещё какую гадость. А после завалился на спину и указал на впалый живот.
– Глянь рану от той твари. Свербит.
Рана была не из тех, от которых испускают дух, но выглядела в самом деле худо. Травознайка смочила тряпицу в остатках зелья и промокнула не желающие подсыхать края. Пока же она сидела на коленях, низко склонившись над Власом, тот как-то измудрился положить ладонь ей на бедро, поверх длинного полога рубашки.
– Ну сказывай, – склонил голову он. – За мной поехала?
Крапива шарахнулась.
– Не трогай!
– Я и не трогал. Сквозь рубаху только. Так же не жжёшься.
– Зато по лбу могу дать!
Влас ухмыльнулся.
– И верно ты крапива. Только задень – мигом обожжёшь! Не колдовством, так словом. Найдётся ведь и тот, кто к тебе в рукавицах подступится. А схватить покрепче – и сама ластиться начнёшь, как кобыла непокрытая!
Стыд опалил девке уши, заплакала мутными каплями стиснутая тряпица. Права была матушка! Гульня Крапива, гульня каких поискать! Вот и княжич то сразу понял, иначе не стал бы над нею измываться. А вольн
Крапива проглотила злые слёзы.
– Чего тебе надо от меня? Почто прицепился, как репей?
Влас вскинул смоляные брови.
– Ты за мной поехала, не наоборот. Наклонись.
– Зачем?
– Наклонись, – с нажимом повторил он. – Могут… услышать.
Крапива нехотя склонилась к самому лицу раненого.
– Ниже, – выдохнул княжич.
– Говори так.
Он лишь прищурился.
Крапива вдохнула воздуха, как перед погружением в воду, уперлась ладонями в землю по обе стороны от его головы и наклонилась так низко, что дыхание у них стало одно на двоих. Капли воды стекали с мокрых волос, падали на скулы и губы Власа, а тот жадно слизывал их.