Крапива, которая любила читать 2

— Росточек! — Он целовал меня так жарко, что я забыла про все: про могилку, грязь, холод, всеобщую непонятность. — Мой маленький крапивный побег… Я так соскучился… Я так боялся, что это все мои пустые фантазии, что ничего не получится, что ты не вернешься…

— М-м-м, — довольно промычала я, греясь в его теплых объятиях. Оледеневшие ладошки скользнули под одежду, заставляя его вздрогнуть. — Все слова потом, любовь моя. Сначала разморозь! И выдерни меня, пожалуйста, отсюда, я застряла.

— Ты не застряла, невозможная девчонка. — Нарцисс плакал, целовал и смеялся одновременно. — Ты проросла! 

— В смысле?! — Поскольку он одним движением скинул с себя здоровенный плащ из кого-то очень пушистого и закутал меня по самый нос, стало теплее и по этому поводу неспешнее. — Как это — проросла? Как крапива на могиле, что ли?

— Именно. Только не крапива, а молодой мэллорн. Потому даже не уверен, стоит ли тебя такой маленькой пересаживать, — ухмыльнулся он, укутывая меня в свой плащ еще плотнее. 

— Ну эй! — Одна нога из земли уже была выдернута, поэтому я ею возмущенно лягнула могильный холм. — Здесь зима, вообще-то! Ну или почти зима.

— Да… некоторые культуры действительно выкапывают на время холодов, — притворно задумался цветочек, все же помогая мне вытащить вторую ступню из земляного плена. 

— Погоди, а с какой стати я вообще тут проросла, да еще этим… самкой мэллорна? Я чувствую, что самкой, да. И половые признаки на месте все.

— Самкой? Половые признаки? Боги и демоны, ты как ляпнешь... — Он опять рассмеялся сквозь слезы. — Как же я соскучился по твоей болтовне, росточек… Вспоминай. Сама говорила — семя стояло в одной очереди с моей памятью и душой. Я начал отдавать это все Асирианиэль, но она не выдержала, сгорела. А вот ты… ты влезла, все забрала, без спросу и без разбору. Да еще и вместе с семенем, как выяснилось. 

— И-и-и?.. — подбодрила я, запуская пальцы в его коротко стриженные волосы. Непривычно, но цветочку очень идет. А эльфийские уши так и тянет пожамкать. Ну хотя бы погладить по острому верхнему краешку.

— И ты стала новым носителем древа мира. 

— Так и ты не перестал им быть! — Понятия не имею, откуда я это узнала. Но уверенность была железная.

— Конечно. Теперь я правильный носитель мужского начала, а ты — женского. Бывают деревья, которые одновременно несут в себе оба пола, но мэллорны — не такие. У них есть женские деревья и мужские. 

— Ага, и они переопыляются… надеюсь, нам с тобой, когда решим этим заняться, не нужно будет ждать каких-нибудь пчел?

Ну и чего такого смешного я сказала, что он едва на ногах устоял? А потом его смех перешел в какие-то судороги, чуть ли не рыдания. Он схватил меня на руки, спрятал лицо в плаще где-то в районе моего живота и давился воздухом, словно его душат. Ну нет, мне так не нравится.

Пришлось вертеться, выкручиваться, ловить самой, наплевав на сползающий плащ, обнимать и целовать. Что тут такое творилось без меня, замучили совсем цветочка, одни глаза и уши остались…

А кстати, сколько времени прошло вообще? 

Глава 54

Нарцисс

Сначала я думал, что надо просто доучить детей, прорастить семя и закончить, наконец, эту пытку. Я слишком долго жил во всем этом и слишком устал терять. 

Ладно. Пусть даже не умереть, пусть заснуть. Долгим, беспробудным сном на века и тысячелетия. Утопить себя в океане, похоронить в вечных снегах, замуровать в скалах!

А еще был и другой порыв. Раз нельзя умереть — надо все забыть. Стереть все воспоминания напрочь, похоронив их где-то очень глубоко, в подсознании. И прийти в этот мир полностью чистым листом, а не как обычно — сохранив основной опыт и характер. 

И только память о крапивном побеге, такая сладкая, горькая и больная, удерживала на месте. Я хотел забыть боль, но я не мог забыть ее. 

Хвала магии древа жизни и моей олеандровой семье, такая истерика не продолжалась слишком долго. Где-то через полгода я взял себя в руки, прекратил истерить, выдохнул и попытался жить. Не получилось, конечно, ни демона… снова и снова начинал мысленно царапать семя в груди. И вот тут одновременно случилось две вещи.

Однажды утром, вынырнув из изматывающей медитации, я понял, что семени-то в моей груди больше нет. То есть… оно есть. Но почему-то немного другое. Уж запомнить, как выглядит мое вечное благословение и одновременно наказание, за столько лет я мог в мельчайших подробностях. 

Впрочем, не успел я даже толком переварить эту новость, как в комнату с диким гвалтом вломились близнецы. Которые подхватили меня под руки и поволокли на кладбище. Эти дети до сих пор продолжали ухаживать за могилой Ортики, навели там красоту, что-то сами сажали и даже выпросили у Ледона надгробие из алмазного мрамора. Потом вскладчину оплатили какому-то скульптору памятник. Короче, очень ревностно относились к памяти сестры. Одаренные магозоолог и магоботаник в связке — страшная сила, особенно с тех пор, как им нашли нормальных учителей. 

Что вообще могло с ними случиться на кладбище?