А вот Магнолия вдруг насторожилась. Я и глазом моргнуть не успела, как она шмыгнула в соседние с навесом кусты и запищала там что-то умилительно-слащавое. А потом вернулась с лилово-голубым цветком, который поместился в маленькой чашке из ракушки. Совершенно безобидным на вид: он не кусался, не плевался, не размахивал корнями и листьями, не вонял. Покладисто пересадился в еще один бамбуковый стакан и занял место рядом с рыбьим корытом.
Идиллия?
Как бы не так…
Но сколько я ни всматривалась в рыб и цветок, так и не могла понять, чем именно они должны нам навредить. Яд? Ни Люпин, ни Магнолия ничего не касались голыми руками. Все остальные обходили детских «питомцев» стороной.
Когда время перевалило за полночь, пришлось гнать детвору спать. Да и самой не помешает. Может, Нарцисс передумал про педагогику? Или его перохвостки… хвостоперки оказались не такими вредными, как он рассчитывал?
На всякий случай я велела дежурным присматривать за корытом и горшком. Мало ли. Был соблазн втихую оттащить оба подозрительных объекта подальше и выкинуть к чертям в речку, но я сдержалась. Нарцисс сказал, что это будет неприятно, но безопасно.
Эх, если бы я знала.
Давно и прочно спрятанные в глубине души страхи — самые страшные. А если они еще и сбывшиеся… непоправимые. Такие, с которыми жить невозможно. Только если перестать быть собой, стать кем-то другим. Позволить прежней себе умереть.
Меньше всего я ожидала, что сегодняшняя ночь вернет меня туда, откуда все началось.
Глава 16
Нарцисс
Если бы я знал последствия, то придумал бы другое воспитание для дурных детей.
Нет, хвостоперки выполнили свою задачу полностью. Точнее, даже перевыполнили.
Эти твари под воздействием хаоса из обычных рыб превратились в оборотней. Красивые яркие рыбки с наступлением ночи преобразовываются в очень противных созданий, похожих на зубастых жаб.
Слава всем богам, жрут они не живых, а просто все подряд. То есть, если сунуть руку в зубы твари, она цапнет, конечно. Но специально на живых охотиться не будет.
Тем не менее я даже не рассчитывал, что всего три штуки сожрут весь лагерь! То ли усилились они за эти столетия, то ли еще раз мутировали. Единственный плюс, хоть и сомнительный: прожорливые мелкие гремлины умяли весь бамбук.
Не то чтобы я не ценил усилия Ортики и остальных членов семьи. Но она столько всего настроила из демонова растения, что я седалищным нервом понял: еще немного — и мы останемся жить в этом бамбуке навсегда.
Впрочем, просыпаться оттого, что мерзкая тварюка подгрызла бамбуковую ножку моей кровати, мне все равно не понравилось.
А с другой стороны, хоть спасибо говори хвостоперке. Потому что когда я дернулся и сел, то обнаружил неприятную вещь.
Да, лилово-голубой кошмарник навел страшные иллюзии на всех. И прежде всего на близнецов. Но на Ортику он подействовал сильнее всего, и сейчас она лежала рядом со мной белая как мел, холодная и… и практически задыхалась. По-настоящему задыхалась, губы уже посинели. Внутри все затряслось, а нервы стянулись в тугой узел.
Сначала я машинально протянул к ней руки, чтобы разбудить. Но тут же себя одернул — из иллюзий кошмарника так просто не выйти. Нужно либо досмотреть сон до конца и справиться со своими страхами, либо… либо кто-то должен вывести тебя из них. Можно еще магией, но в нашем случае это не вариант.
Оглянувшись вокруг, я нашел уже подросший кошмарник рядом с остатками костра и мечущимися во сне часовыми из слуг. Поверхностный осмотр не обнаружил у них ничего смертельно опасного — просто плохие сны. Почему же Ортика так тяжело это переносит? Демоны! Да она же умрет сейчас у меня на руках, если я ничего не сделаю, ее сознание уже гаснет!
Перестав раздумывать, я одним рывком вырвал пирующий на чужих страхах цветок из горшочка с корнем и раздавил соцветие в кулаке. Все.
Остальные сами очнутся, а мне нужно вытащить одну маленькую, ненормальную, дурную, но такую необычайно родную крапиву. Потому, поднеся раздавленное соцветие к носу, я глубоко вдохнул его дурманящие пары. И прижался всем телом к девушке, приводя свое дыхание в один ритм с ее частыми и короткими попытками вдохнуть. Сознание уплывало необычайно быстро, но я успел… произвести… синхронизацию…
Открыл глаза я уже в другом месте. Я ехал в жутко гудящей железной карете. Память Ортики, точнее Ольги, подсказала, что она называлась автомобилем.
Картинка разворачивалась перед глазами яркая и безмятежно счастливая: за «рулем» железного монстра был мужчина, лицо которого я не мог различить с «заднего сиденья», а рядом со мной в странном сооружении под названием «детское кресло» сидел совсем маленький ребенок, может, самую капельку старше Ландыша.
Мы пели песню, все втроем — мелкий тоже пытался подпевать. Ощущение счастья накрыло меня с головой.
А в следующую секунду эта картинка взорвалась огнем, покореженным металлом и дикой болью.