Последнее немаловажно для понимания причин популярности подпольных организаций, особенно среди молодежи. А анализ дел прокурорского надзора показывает, что молодые люди в возрасте от 16 и до 25 лет составляли больше половины общего количества участников групп (186 из 350). К началу 50-х гг. целое поколение советских граждан родилось и выросло при социализме, большинство молодых людей побывало в различных детских коммунистических организациях – октябрятах, пионерах, комсомольцах. По сведениям ЦК ВЛКСМ, в 1956/57 учебном году члены ВЛКСМ составляли 94% всей вузовской молодежи[376]. Советская официальная пропаганда старательно романтизировала образы революционеров-подпольщиков, их героизм, жертвенность, целеустремленность, высокую мораль, самоотверженное товарищество. Естественно, что молодым людям начинало казаться: самая прекрасная, насыщенная, полная романтики и героизма жизнь бывает именно у подпольщиков. А рассчитанные на молодежь произведения пропаганды (литература, кино, музеи) служили настоящими учебниками конспирации. Там можно было узнать о создании подпольных типографий, уловках по уходу от слежки, хитроумных способах спрятать нелегальную литературу. Оттуда же черпалась революционная (причем большевистская!) фразеология, переполнявшая документы и лозунги подпольных групп. Сами их названия зачастую восходили к тому же источнику – «Новая РСДРП», «Новые ленинцы» и т.п.
Иногда встречаются непосредственные заимствования, когда устав и клятва создаваемой группы практически переписывались с Устава КПСС или «Молодой гвардии» из романа А.А. Фадеева. Сказанное относится и к оппозиционерам, выражавшим принципиальное несогласие с марксизмом-ленинизмом. Менялось содержанке, но форма оставалась прежней.
Эти тенденции к тому же базировались на ведущем тренде официальной (и «официально-независимой») пропаганды хрущевского времени. Разоблачая культ личности, партийные идеологи перенесли акцент на «восстановление ленинских норм партийной жизни» и в целом на выдвижение фигуры Ленина как истинного вождя и основоположника. Раньше он был затенен фигурой Сталина, теперь должен был выступить на первый план. А с ним – и обновленная, отчасти восстановленная и рассекреченная история РСДРП, с возвращенными именами многих революционеров, репрессированных или забытых при Сталине. Снятие запретов было лишь частичным (так и не вернулись в партийную историю «главные злодеи» – Троцкий, Бухарин, Каменев и др.), тем не менее последовало явное оживление исследовательской литературы, публикация мемуарных источников, а вслед за этим в пропаганде усилилась тематика, связанная с героическим революционным подпольем.
Так, в ходе следствия и на суда (процесс проходил 8-14 мая 1959 г. в Московском городском суде) по делу студентов МГУ Ю.Т. Машкова, В.Е. Цехмистер, Н.Н. Григалашвили и других, обвиненных в создании нелегальной организации, подследственные, а затем подсудимые фактически следовали образцам поведения доблестного революционера из советских книг и кинофильмов: соглашались принять услуги адвокатов только при условии, что те разделяют их политические взгляды, а после оглашения приговора трижды проскандировали: «Позор кремлевским …!» (купюра в тексте документа, видимо, «палачам», «тиранам» или что-то подобное).
Показательны также стихотворения Револьта Пименова, использовавшего мотивы советской революционной классики, в частности «Левый марш» В.В. Маяковского:
Подпольные группы и организации хрущевского времени в основном ограничивались идеями «золотого века» революционного движения в России, апеллировали к «истинному» марксизму-ленинизму. То был, пожалуй, последний всплеск революционного идеализма в СССР. Казалось, во всех бедах режима виноваты последователи и исполнители, «исказившие» на практике марксистско-ленинскую теорию. В возвращении к «истинному Ленину» молодые подпольщики видели возможность достижения справедливой общественно-политической системы. Ссылками на Ленина, вполне в духе партийного политического этикета, поддерживали даже призывы к многопартийности.