Крах тирана

В шкатулке лежали изящные письменные принадлежности: каламы, нож, чтобы их затачивать, чернильница и песочница.

– Каламы из лучшего на свете иранского тростника, – начал объяснять Шахман.

От упоминания страны, откуда на Дагестан накатывались кровавые бури, лица аксакалов помрачнели.

Шахман это заметил, но не подал виду. Он достал из шкатулки позолоченный нож – каниф с украшенной каменьями костяной ручкой и продолжал:

– Этим особым ножом калам можно заточить для любого стиля, – говорил Шахман. – В просвещенных странах каждое письмо пишется по-своему. Письмо падишаху – одним шрифтом, а законы – другим. Большие Кораны переписываются не таким же каламом, как маленькие, не говоря уже о письмах или стихах.

Горцы слушали Шахмана с почтительным вниманием. Эти тонкости им были не совсем понятны, да и надобность в них возникала нечасто. А если и возникала, то писцы знали свое дело. Но из вежливости аксакалы цокали языками и восторженно повторяли:

– Машааллах!

– Один калам будет для аббасидского куфи, другой – для квадратного, – продолжал польщенный Шахман, демонстрируя свои познания в каллиграфии. – Нужны отдельные каламы для стилей мухаккак или сульс, для насх и масахиф, торжественного дивани или мелкого губара. Например, в Турции документы пишутся шрифтом ляза. А есть еще андалузский и магрибский… Не мне вам говорить, как много зависит от правильного стиля!

– Еще больше зависит от того, что написано, – прервал его Пир-Мухаммад. – Неважно, каким каламом записаны законы нашего общества, главное – чтобы они были справедливы и всеми исполнялись. А падишахи могут писать что угодно, даже золотыми чернилами, но добра от них не жди.

– Это верно, – вздохнул Шахман, усаживаясь рядом с аксакалами.

Он снял дорогую папаху, отер бритую голову и, водрузив папаху на место, продолжил:

– Вы знаете, я много путешествую и вижу, что происходит на свете. Так вот, Надир сделался великим владыкой.

– Великим владыкой? – усомнился Фатали.

– Вот и расскажи нам, как этот разбойник шахом сделался, – сказал Абаш.

– Разбойников таких свет не видывал, – согласился Шахман. – Сначала караваны грабил, а теперь за большие державы принялся.

– А турки что же? – спросил Абакар.

– Неужели не могут его усмирить? – допытывался Сагитав.

– Когда Персия ослабла, турки отхватили себе хороший кусок. А с другой стороны на Персию афганцы наседали, – рассказывал Шахман. – Те даже своего человека шахом объявили. Да еще джаробелоканцы, то есть голодинцы, с азербайджанцами восстали, чтобы сбросить персидское ярмо. Тогда шах Хусейн призвал на помощь Сурхай-хана, чтобы воевать против афганцев и турок, но вместо этого они с лезгинским вождем Хаджи-Даудом и восставшим народом стали воевать против шаха. Они взяли Шемаху, жители которой сами открыли ему ворота, и весь Ширван, а персидских правителей выгнали. Царь Петр, сами знаете, тоже тогда немало прибрал к рукам вдоль Каспия, когда ходил через Дагестан на Персию. Вот разбойник Надир и сунулся к тогдашнему шаху, прости, мол, мои прегрешения, а я тебе Персию верну.

– А тот что? – спросил Абдурахман.

– А что ему оставалось, если он и так почти всего лишился? – развел руками Шахман. – Вот и назначил Надира над всеми войсками главным. Так этот злодей сумел собрать остатки шахского воинства, своих дружков по разбойному ремеслу в начальники произвел и ударил по афганцам, да так, что те и думать забыли на Персию зариться. А затем уже Надир за турок принялся. Не знаю, как ему это удалось, то ли хитростью, то ли и в самом деле он такой великий полководец, но турок он изгнал, да еще отобрал у них Грузию, Армению и Ширван. Афганцы было снова головы подняли, да Надир по ним так ударил, что те, кто смирился, у него теперь служат, а кто нет – в Индию сбежали. Он даже у России отобрал все, что царь Петр вдоль Каспия приобрел. Граница-то теперь снова в Кизляре. И все до Дербента и Баку к Персии отошло.

– Это мы знаем, – сказал Фатали. – Только как же русские без войны отдали то, что раньше завоевали?

– Обманул их Надир, – усмехнулся Шахман. – Те с турками воевать собрались, а Надир обещал помочь. И договор с ними заключил. По такому случаю русские ему даже пушек с пушкарями прислали. А как Надир забрал у турок все, что хотел, так и с ними мир подписал и оставил русских ни с чем.

– Хитер, шайтан, – покачал головой Сагитав.

– А потом Надир и за Шемаху принялся, которую Сурхай-хан отдавать не хотел, – продолжал Шахман. – По договору турки ее Надиру уступили. Сам султан Сурхаю фирман прислал, чтобы вернул Шемаху персам, а Сурхай отвечает: «Не ты мне Ширван подарил, и не тебе мне указывать, что с ним делать. То, что я завоевал саблями, саблями и защищать буду».

– Он ответил как настоящий мужчина, – улыбнулся Фатали.

– Сурхай – могущественный правитель и всегда был отважным воином, – добавил Пир-Мухаммад.

– Но что мог сделать против огромной силы даже такой великий воин, как Сурхай? – деланно сокрушался Шахман. – Даже с подмогой, которая пришла к нему в Шемаху из Дагестана?

– Как Надир с Сурхаем воевал и Кумух два раза захватывал, мы знаем, – сказал Абаш.