Крах операции «Тени Ямато»

Все эти планы, как и следовало ожидать, оказались совершенно нереалистичны. Во-первых, покушение на Гитлера, совершеннее генеральской оппозицией, показало, что конечные его цели не имели поддержки ни в верхних кругах немецкого общества, ни в самом народе, который генералитет не счел нужным даже брать в расчет, опасаясь усиления левых сил страны и тем самым ликвидации своих прежних привилегий. Во-вторых, численность Армии Крайовой, полностью находившейся под влиянием лондонского эмигрантского правительства, составляла всего 175 тысяч человек, что было далеко не достаточно для решения возлагавшейся на нее весьма сложной задачи.

В подтверждение сказанного стоит привести лишь один факт, и сразу все станет ясно. Одни только потерн советских войск на польской территории, войск, оснащенных превосходной военной техникой и имевших уже достаточный боевой опыт, к моменту полного освобождения Польши составили 600 тысяч человек. Если же иметь в виду общее количество наступавших соединений Красной Армии, то их, разумеется, нет смысла даже сравнивать с находившимися под эгидой Лондона малочисленными, плохо вооруженными и необученными польскими формированиями. Делавшие на них ставку политики были попросту некомпетентными людьми и вдобавок очень далекими от реальной жизни авантюристами.

Подоплекой к сказанному о плане «Рэнкин», который был принят на двух-, а не трехсторонней конференции в канадском городе Квебек в августе 1943 года, являлась инициатива британского премьер-министра Черчилля. Непосредственным же разработчиком этого плана был англо-американский штаб во главе с генерал-лейтенантом Фредом Морганом. По сути, этому сговору, конечно же, предшествовали многочисленные консультации спецслужб США, Великобритании и, как ни странно, Германии.

Предпринятые в этом направлении меры все время находились в поле зрения и Рузвельта и Черчилля, один из которых был членом вышепоименованной конференции, тогда как второй — основным закоперщиком весьма неблагородной затеи. Так, в меморандуме руководителя Управления стратегических служб США генерала Донована предлагался сговор с будущим немецким «центристско-националистским правительством», так же как и заговору консервативных генералов предшествовали прямые контакты главы британской «Сикрет Интеллидженс сервис», лорда Стюарта Мензиса, с супершпионом фашистской Германии — начальником абвера адмиралом Канарисом.

Единственным результатом этого пресловутого плана явился вконец испорченный после взрыва в Ставке костюм Гитлера и потопленное в крови, инспирированное эмигрантским правительством Варшавское восстание. Руководитель «теневой армии» в Польше генерал Тадеуш Коморовский, или, как его величали в подполье, — генерал Бур, вынужден был в конце концов свернуть авантюру, не пожелав даже поставить в известность советское командование о начале, целях и сроках восстания.

Коварный замысел Черчилля оказался замешанным на гибели в авиационной катастрофе над Гибралтаром премьер-министра и главнокомандующего всеми вооруженными силами Польши, как внутри ее, так и за рубежом, генерала Владислава Сикорского, который заключил в декабре 1941 года Московский договор о дружбе и взаимной помощи.

Таким образом, ни Черчилль, ни его польское эмигрантское окружение не хотели допустить самостоятельного сближения Польши с Советским Союзом без английских посредников.

Публичное возмущение Черчилля отсутствием якобы информированности правительства его величества короля Великобритании Георга IV о восстании в Варшаве являлось отвлекающим маневром перед восточным союзником, не более того. Убедить в противном, когда и правительство, и зарубежные воинские формирования Польши в основном содержались на английских «хлебах», да плюс ко всему еще каждый шаг их контролировался службами, подотчетными Черчиллю, можно было разве что очень уж наивных людей.

Наблюдая происходящие в военной Европе события, руководящие круги Японии получили наконец возможность надеяться на передышку. Впервые за всю кампанию Высший совет империи по руководству войной по-настоящему ощутил прилив скрытой радости не в пример тем «друзьям», у которых на тот момент дела шли куда хуже.

Несмотря на очевидную, казалось бы, одиозность в подобной оценке, каждый, даже не посвященный в тонкости международной политики человек даже невооруженным глазом не мог не видеть, что происходящая в далекой Европе трагедия давала веское основание японцам для национального оптимизма. Здесь в полной мере и во всю ширь проявилась между закоренелыми «друзьями» обычная империалистическая «солидарность», когда, в результате военных авантюр, в создавшейся для каждого из них экстремальной обстановке уже пи один из них не берет в зачет никакие ранее заключенные «пакты», «оси» и заверения в «вечной дружбе».