Энтузиазм Абэ по этому поводу был чрезвычайно велик — он заявил о готовности Японии стать «главным коннектором» экономического и политического пространства от Берингова пролива до Южно-Тихоокеанского региона и превратить воды северо-западной части Тихого океана в магистральную зону мирового транзита, создав совместный с Россией логистический хаб на Курилах. Видимо, такая возможность не только обговаривалась на высшем уровне, но уже принята к реализации (в частности, проект строительства моста, связывающего материковую Россию с островом Сахалин и продления оттуда железнодорожного пути на Хоккайдо — не имеет экономического смысла без подключения Японии к более масштабным интеграционным проектам). А это, в свою очередь, позволяет предположить, что нынешний статус Южных Курил, в конечном итоге, будет изменен и приближен к статусу Шпицбергена, находящегося под суверенитетом Норвегии, но с разрешением широкой экономической деятельности для России.
Но, поскольку речь Абэ не вполне соответствовала «интересам момента», хотя и обозначила реальные политические планы государства, официально занимающего четвёртое место в мировой экономике, Путин срочно «ударил по тормозам» и внёс свою «режиссёрскую» реплику с предложением заключить мирный договор между двумя странами до конца года и без всяких предварительных условий. На что, разумеется, в Токио «здесь и сейчас» согласиться ни в коем случае не могли, своим отказом зафиксировав видимое сохранение «статус-кво»: проблема «северных территорий» по-прежнему является неустранимым препятствием для улучшения российско-японских отношений, США пока не о чем тревожиться…
Примерно то же самое — с необходимой «поправкой на 38-ю параллель» — справедливо и для Республики Корея. Проекты поэтапной экономической и политической интеграции Севера и Юга Страны Утренней Свежести с итоговым восстановлением единого корейского государства, в том числе — под флагом полной военной денуклеаризации всего полуострова, прорабатываются и обсуждаются уже не первый год и даже не первое десятилетие. Теперь, с прокладкой газопроводных маршрутов из России и строительством Транскорейской железной дороги, они явно вступают в стадию практической реализации. Хотя присутствие во Владивостоке не президента Республики Корея Мун Чжэ Ина, а премьер-министра Ли Нак Ёна и свидетельствовало о сравнительно меньшей на текущем этапе заинтересованности (или реального влияния) южнокорейской стороны в масштабных интеграционных процессах на пространствах Северно-Восточной Азии. При этом лидер КНДР Ким Чен Ын вообще отсутствовал на ВЭФ-2018 вследствие крайней специфики своего нынешнего амплуа: «ракетно-ядерного триггера» для Токио и Сеула в указанных выше процессах. Зато 17–18 сентября, практически сразу по окончании ВЭФ, два корейских лидера впервые встретились в столице КНДР Пхеньяне, где подписали целый ряд соглашений, в том числе — касающихся демилитаризации и денуклеаризации всего Корейского полуострова.
Контригра глобалистов
Что касается США как глобального лидера, то Вашингтон по-прежнему занимает доминирующее положение практически во всех сферах жизни современного мира: военной, финансовой, культурно-идеологической, политической и других. Но это лишь внешнее могущество. Гигантский дуб под названием США изнутри уже почти полностью сгнил и, хотя внешне всё остается почти по-прежнему, но трещины ползут во все стороны.
Во-первых, финансово-экономический кризис требует ответственных и радикальных решений. Это ставит нынешние США перед тяжёлым выбором: или по-быстрому свернуть свою «торговую войну» против КНР и Японии (а зачем она тогда, спрашивается, вообще была нужна и стоило ли её начинать?), или в ближайшее время получить в непосредственной близости от своих границ сверхмощное объединение сразу трёх держав из «первой десятки», зону «America free», которая способна распространиться практически на весь Азиатско-Тихоокеанский регион (за исключением Северной Америки и, менее гарантированно, Австралии/Новой Зеландии), а также на Индийский океан. С понятными последствиями для «империи доллара» в целом.
Во-вторых, ситуация «после Владивостока» резко повысила для Евросоюза привлекательность перехода от его традиционной «атлантической» ориентации к «континентальной», «евразийской», поскольку новый рынок Северо-Восточной Азии вполне способен компенсировать им потерю доходов на американском рынке — тем более, в условиях изменения статуса доллара.
В-третьих, налицо уже отмеченное выше заметное ослабление связки Пекина с Лондоном, в которой «красный дракон», при всём его экономическом могуществе, играл всё-таки подчинённую роль по отношению к «британскому льву». В данной связи стоит заметить, что в таких важных для КНР международных структурах, как ШОС и БРИКС, присутствуют государства, входящие в Содружество (соответственно, Индия и Пакистан, Индия и ЮАР), а в предполагаемой «шестёрке СВА» таких государств нет вообще. Соответственно, «степени свободы» для Пекина благодаря этому проекту существенно расширяются.