Я промолчала. Мы часто играли в эту игру, еще с тех пор, как меня сюда привели. Апрат многое для меня сделал. Он единственная причина, по которой мои гриши спаслись из битвы с чудовищами Дарклинга. Он дал нам убежище под землей. Но с каждым днем Белый собор казался больше темницей, чем укрытием.
Он сцепил пальцы вместе.
– Месяцы идут, а ты все мне не доверяешь.
– Доверяю, – солгала я. – Как же иначе.
– И тем не менее, ты не даешь мне помочь. Если мы раздобудем жар-птицу, все может измениться.
– Давид работает над записями Морозова. Уверена, ответ кроется в них.
Апрат вперился в меня взглядом своих черных глаз. Он подозревал, что я знаю о местонахождении жар-птицы – третьего усилителя Морозова и ключа к раскрытию силы, которая может побороть Дарклинга и уничтожить Каньон. Он прав. По крайней мере, я на это надеялась. Единственная наша подсказка о ее местопребывании была закопана в моих скудных детских воспоминаниях и надежде, что пыльные руины Двух Столбов не так просты, как кажется. Так или иначе, возможную локацию жар-птицы я намеревалась хранить в секрете. Я была изолирована под землей, почти бессильна, и за мной постоянно следили святые стражи. Мне не хотелось расставаться со своим единственным преимуществом.
– Я желаю тебе только лучшего, Алина Старкова. Тебе и твоим друзьям. Выжили столь немногие. Если с ними что-нибудь случится…
– Оставьте их в покое, – прорычала я, позабыв об игре в вежливость и покорность.
Мне не понравился проницательный взгляд Апрата.
– Я просто имел в виду, что подземелье непредсказуемо, тут может всякое случиться. Я знаю, что каждая потеря сильно по тебе ударит, а ты и так очень
И снова меня захлестнула волна гнева. С первого дня в Белом соборе в воздухе чувствовалась угроза, держа меня под постоянным давлением страха. Апрат никогда не упускал возможности напомнить о моей уязвимости. Почти не осознавая, я пошевелила пальцами в рукавах. По стенам комнаты поползли тени.
Апрат вжался в стул. Я нахмурилась, изображая недоумение.
– Что-то не так?
Он прочистил горло, глазки забегали вправо-влево.
– Нет… ничего, – с запинкой ответил священник.
Я позволила теням отступить. Его реакция стоила наплыва головокружения, охватывающего меня каждый раз при проделывании этого трюка. На этом мои способности заканчивались. Я могла заставить тени прыгать и плясать, но не более. Это печальное тихое эхо способностей Дарклинга, отголоски силы, использованной в противостоянии, которое чуть не убило нас обоих. Я обнаружила ее, когда пыталась призвать свет, и делала все возможное, чтобы развить ее во что-то большее, что-то, чему я могла бы противостоять. Безуспешно. Тени казались наказанием, призраками великой силы, служившей единой цели – насмехаться надо мной, святой фарсов и зеркал.
Апрат встал, пытаясь вернуть самообладание.
– Ты пойдешь в архив, – решил он. – Время за тихими штудиями и созерцанием поможет прояснить разум.
Я подавила стон. Это действительно наказание – часы, потраченные на бесплодное просматривание старых религиозных текстов в поисках сведений о Морозове. Не говоря уж о том, что в архиве влажно, мерзко и он кишел святыми стражами.
– Я провожу тебя, – добавил Апрат. Еще лучше.
– А котельная? – спросила я, пытаясь скрыть отчаяние в своем голосе.
– Позже. Сокру… Женя подождет, – ответил он, и я последовала за ним в проход. – Знаешь, тебе ведь необязательно сбегать в котельную. Вы могли бы встречаться с ней здесь. В уединении.
Я покосилась на стражей, следовавших за нами. В уединении, смешно! А вот мысль о том, что мне запретят ходить на кухню, – совсем не смешная. Может, сегодня главный дымоход откроют больше чем на пару секунд. Слабая надежда, но ничего другого мне не оставалось.
– Я предпочитаю котельную. Там тепло. – Я одарила его скромной улыбкой, нижняя губа слегка задрожала, и я добавила: – Она напоминает мне о доме.
Священник любил такое – образ смиренной девицы, жмущейся у кухонного очага, подол мантии пачкается в пепле. Очередная иллюзия, еще одна глава в его книгу о святых.
– Хорошо, – наконец сказал он.
Чтобы спуститься с балкона, понадобилось много времени. Белый собор получил свое название из-за алебастровых стен и огромной главной пещеры, где мы проводили службу по утрам и вечерам. Но он был куда больше – разросшаяся сеть туннелей и пещер, целый город под землей. Я ненавидела каждый его сантиметр. Влагу, которая просачивалась сквозь стены, капала с потолков и собиралась бусинками на моей коже. Холод, от которого некуда деваться. Поганки и ночные цветы, растущие в щелях и трещинах. Я ненавидела способ, которым мы отмечали время: по утренним службам, дневным молитвам, вечерним службам, по дням святых, дням поста и дням нестрогого поста. Но больше всего мне претило чувство, что я действительно маленькая крыса, белая и красноглазая, царапающая стены лабиринта своими немощными розовыми коготками.