Крах диссидентки

Щенок бегал вокруг них и азартно лаял. Арсений почувствовал, как пустота, поселившаяся в его душе, заполнялась слезами, они горячим комом подкатили к горлу. Не в силах вымолвить слово, он лишь гладил рукой шелковистые Алешины волосы, которых давно уже не касались ножницы, и думал: «Зарос как цыганенок». В калитке появилась теща Елена Львовна, поправляя большие очки, печально улыбнулась.

— А что ты мне привез? — заглядывая в глаза Арсения, спросил Алеша.

— Конфеток.

— А велосипед?

— Уже подобрал в магазине! Вот поедем в Киев, пойдем вместе и купим!

— Ура! — захлопал в ладоши Алешка. — Я еду в Киев! Бабуся, слышишь?

— Да слышала, — вздохнула Елена Львовна. — А где же Вита?

— В командировке, — поспешно ответил Арсений, боясь, что теща начнет интересоваться, куда Вита поехала. Спросил: — Как тут Алеша себя вел?

— Как вы уехали, так все бегал за ворота высматривать вас… — ответила Елена Львовна, поправляя очки мизинцем. — А от гудка машины и ночью просыпался…

— Надо его подстричь, — перебил Арсений, которому больно было слышать то, что говорила теща.

— Да я Вите несколько раз говорила, — заметила Елена Львовна с явным упреком. — Ей все некогда. У нее на все хватает времени, только не на то, чтоб присмотреть за ребенком.

Арсений был согласен с ней, но молчал: в том, что Алеша жил не в Киеве, а в Яворине, не с родителями, а с бабушкой, была и его вина. И он не стал осуждать Виту в беседе с ее матерью. Они поссорятся и помирятся, а если он скажет что-нибудь неприятное, — ему не простят. Возможно, именно потому, что он придерживался такого правила, и были у него хорошие отношения с Еленой Львовной. Случалось даже, что теща защищала его, а не Виту. А когда жив был тесть, тот прямо говорил Арсению: с такой женой, как Вита, он и дня бы не прожил. Что это, мол, за жена, которая не встанет раньше мужа, не приготовит ему завтрака. И грозил Елене Львовне пальцем: это ты ее так воспитала. Вита не любила отца: он был слишком, как она говорила, деспотично-строгим. Однако и лицом — такое же крупное, такие же правильные черты, такие же большие серые глаза, — и характером была как две капли воды похожа на отца. А талант переняла от матери, которая в молодости писала стихи, преподавала в школе литературу. И до сих пор работала бы, но внезапно умер муж, да и Вита привезла к ней сына, сказав, что загубит свой талант, если мать не поможет. Пришлось Елене Львовне оформлять пенсию и взяться за воспитание внука. Не очень ей это нравилось, ведь она всю жизнь работала в школе (Виту отводила в детский садик), да не могла отказать дочке — собственно, теперь, оставшись вдовой, ради нее только и жила.

— Куда же она опять поехала? — спросила Елена Львовна, когда Арсений, управившись с машиной, вошел в дом.

— Мы разминулись с нею, — ответил он, стараясь говорить правду, но — не всю. — В записке, которую она оставила, не сказано, куда поехала.

— А ты надолго? — поинтересовалась Елена Львовна.

— Завтра вечером поеду или в понедельник рано утром, — Арсений уже понял, что не усидит тут, — не будет давать покоя то, что пригнало его сюда: где Вита? Все время будет думать, что она уже в Киеве, а он в Яворине. Нет, для него спокойнее ждать ее дома. Жаль, что солнце садится, а он не любит ездить при свете фар, иначе взял бы Алешу да и умчался домой. Придется переночевать и ехать завтра. Выпил пол-литровую кружку молока, взял Алешу на руки и пошел к пруду. Алеша кричал, наклоняясь через отцово плечо:

— Бабуся, я тебе лилий принесу! Белых и желтых!

Шарик, весело помахивая свернутым в калачик хвостом, бежал впереди по узкой тропинке, протоптанной в картофельном поле. На берегу пруда ловко прыгнул в лодку, уселся на скамейке, осторожно поглядывая во все стороны: он не раз плавал с Арсением и Алешей, знал, где надо сидеть, как себя вести. Вечер был тихий и теплый, рыбаки уже снимались с якоря. «Завтра, пока Алеша будет спать, надо карасей наловить», — подумал Арсений.

— Папа, утята! — закричал Алеша. — Вон, возле камыша! Видишь?

— Вижу! — улыбнулся отец. — И сиди спокойно, а то упадешь в воду.

— А я уже падал, — похвалился Алеша. — Меня поймали.

У Арсения похолодело в груди: вот так растет его сын. Это же, должно быть, с мальчишками катался в лодке и упал в воду. Могли бы и не вытащить. А Елена Львовна об этом ничего не сказала. Арсений спросил:

— Перепало тебе от бабуси, что искупался посреди пруда?

Алеша оглянулся: не стоит ли бабушка за спиной, погрозил отцу пальчиком.

— Тс-с… Ребята сказали: расскажешь бабусе, никогда больше не возьмем с собой на пруд. И ты ей не говори. Не скажешь?