Крах диссидентки

— Вита, ты же знаешь нашего редактора, — поморщился Арсений, заметив ее недовольство.

— Конечно, знаю, — вспыхнула вдруг Вита. — Это же он напечатал пасквильный отчет об обсуждении романа в Союзе писателей.

Лицо Виты побледнело, губы задрожали, в глазах заблестели слезы. Как ни обходят они больную тему, все время натыкаются на нее. Вита вытерла платочком слезы, резко встряхнула головой, и густые волнистые волосы упали на лицо, закрыли его. Вита обеими руками, оголяя их до плеч, откинула волосы назад и, обхватив затылок сомкнутыми пальцами, сказала, натянуто улыбаясь:

— Видишь, какая я стала… Вспыхиваю от малейшей искорки… Ну их к бесу, этих умных редакторов! Не они создают духовные ценности человечества! И не тех писателей помнит история, каких хвалят такие редакторы. Льва Толстого проклинали со всех амвонов иуды попы. И где они, эти служители бога на земле? Кто их помнит? А перед гением Льва Толстого почтительно склоняет голову все человечество планеты! И как кончил этот великий мудрец? С торбой за спиной, словно нищий, ушел куда глаза глядят… Нет, так, только так настоящие писатели уходят в вечность…

Арсений и Вита понимали, ведя этот разговор, что они находятся как бы между двух полюсов: духовного и плотского. И пока они были во власти этих чувств, которые возникают только между мужем и женой, желающими интимной близости, — они с полуслова понимали друг друга, умели говорить о самом сокровенном, на какой-то миг встречаясь взглядами. Вита, зная, какое впечатление производило на Арсения — да и на всех мужчин — ее красивое тело, одевалась так, чтобы эти, словно точеные, линии ее фигуры были четко обрисованы. Против этих, как Арсений мысленно называл их, сексуальных чар он был бессилен. Вита знала это и, когда ей надо было, играла с ним, как кошка с мышкой.

— Не пора ли нам спать? — спросил Арсений, взглянув на часы: было уже половина третьего. — В семь вставать…

— Пойдем! — оживленно, будто только этого и ждала, согласилась Вита.

Арсений пошел в спальню, лег, а Вита долго еще звенела посудой, переносила ее в кухню. Прислушиваясь к тому, как осторожно звучат ее шаги, Арсений сердился: не могла оставить все на столе до завтра. И тут она испытывает его терпение. Наконец Вита прошла в свою комнату, где стоял ее туалетный столик, и там сидела, как Арсению казалось, целую вечность. Но вот послышались ее шаги. Пахнув духами, она мигом оказалась возле него, прижимаясь горячим телом, зашептала:

— Я хочу дочку…

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

— Исключили…

Тихо, с трагической ноткой произнесла это Вита, упала в кресло и, закрыв руками лицо, зарыдала. Арсений смотрел, как вздрагивают ее круглые загорелые плечи, и не знал, что делать. Утешать? А как? Он ведь разделял мнение тех, кто исключал ее из Союза писателей. Об этом прямо сказал ей. Сидеть и молчать, когда самый дорогой тебе человек, мать твоего сына, рыдает от боли, — для этого надо быть каменным. Но где найти слова, которые были бы правдивыми и утешили бы Виту? Как ни напрягал он свою память, как ни хитрил, таких слов не смог подобрать.

— И за что они меня выгнали? — стонала Вита, не отрывая рук от лица. — За то, что я нашу литературу подняла до мирового уровня…

Зазвонил телефон. Вита подняла голову, сердито крикнула, будто знала, что это ей кто-то звонил:

— Скажи, что меня нет дома! И вообще, я для всех умерла! Никакого сочувствия! Все иуды! Всех ненавижу!

Арсений взял трубку. Вита насторожилась.

— Алло! — негромко произнес Арсений. — Виты нет. Где? А кто это? — Положив трубку и взглянув на Виту, сказал: — Мужской голос, который я уже не раз слышал. Кто это тебе звонит?

— А почему ты его не спросил? — вспыхнула Вита.

— Я спросил, — спокойно ответил Арсений. — Ты слышала.

— Так я виновата, что он не захотел тебе назваться? — все больше раздражаясь — надо же было на ком-то сорвать злость! — продолжала Вита. — Может быть, один из тех, кто на президиуме молчал, а теперь лезет со своим сочувствием! Хамелеоны! Трусы!

— Тебя послушать, так у нас все бездари, — заметил Арсений.

— Я этого не сказала! — сердито возразила Вита. — У нас были и есть великие писатели, перед которыми я склоняю голову. Независимо от того, голосовали они за исключение меня из Союза или нет, ибо знаю, что не все поднимают руку только тогда, когда им этого хочется.

— Может, кофе сварить? — предложил Арсений, зная, что Вита, нервничая, всегда пьет крепкий кофе.