Крайняя мера

По окончании трапезы у Грэшема имелись две причины, чтобы удалиться в свои апартаменты. Первая из них была связана с письмом, написанным каллиграфическим почерком Генри, которое несколькими днями раньше принес некий человек по имени Том Барнс. Письмо отличалось безупречным стилем, а сквозившая в каждом слове железная логика и глубокий ум привели Грэшема в полный восторг. Вся беда заключалась в том, что письма он не писал, хотя почерк и подпись были его. Кроме того, если бы все в нем написанное дошло до кого-либо из правительства, Генри немедленно отправили бы на дыбу, повесили и четвертовали. Для создания подобной фальшивки имелось множество причин, и Грэшему требовалось время, чтобы исключить наименее вероятные из них. Прочитав злополучное письмо, Грэшем взял книгу Макиавелли «Государь» в английском переводе, которую он купил за бешеные деньги в соборе Святого Павла во время последней поездки в Лондон. Разумеется, он раньше читал ее по-итальянски и теперь с изумлением обнаружил, как сильно отличается оригинал от перевода.

Раздался громкий, настойчивый стук в дверь. Засунув письмо в щель между половицами, Грэшем пригласил посетителя войти.

От посыльного пахло лошадиной мочой и потом. Он приехал после ужина, весь забрызганный грязью до самых подмышек. В Кембридже стояла промозглая темная ночь. У ворот колледжа клубился пришедший с Болот[2] туман, похожий на зловонные испарения чумы, которая выжидает подходящий момент для нанесения удара. Тусклые огоньки свеч в зарешеченных окнах во внутреннем дворе не могли пробиться сквозь непроглядную ночь. Посыльный приехал после наступления темноты, и утром все станут болтать о том, что Грэшем снова понадобился по срочному делу его величества. Тихо хихикая и многозначительно покачивая головами, они уткнутся носами в кружки, когда Генри будет проходить к своему месту за столом.

Слуга проводил гостя в комнаты, расположенные на первом этаже здания, построенного еще в XIV веке. Разумеется, это был человек Сесила, и от него веяло угрозой. Он молча вручил Грэшему пакет. Подвыпивший слуга топтался у Генри за спиной, не скрывая любопытства.

— Не пора ли тебе отдохнуть, старина Уолтер? — шутливо обратился Генри к седому слуге. — Кто знает, возможно, у твоих дверей уже собралась толпа юных девственниц, желающих на собственном опыте убедиться, что мужчины, подобно доброму вину, с годами становятся только лучше?

Старик ухмыльнулся в ответ на шутку хозяина и заковылял вниз. С таким же успехом Грэшем мог спустить слугу с лестницы или одернуть грубым окриком. Однако он твердо верил, что единственное различие между ним и Уолтером лишь в том, что они родились в семьях, принадлежащих к разным сословиям, считал это игрой случая и относился к старому слуге так же, как ко всем другим людям. Господь упорно не признает равенства между людьми, если только им не удается отстоять его силой, но Генри это не смущало, и он не собирался следовать примеру Всевышнего. А значит, старина Уолтер будет по-прежнему сообщать хозяину обо всем, что происходит в колледже. Члены совета колледжа и студенты не замечают пьяного старика, острые глаза и чуткие уши которого вот уже много лет верно служат Грэшему.

Генри не стал спрашивать имя человека, приславшего письмо. В Англии мало кто имел посыльных, готовых отправиться в ночное путешествие по приказу хозяина. Прочитав послание, он обнаружил, что печать на письме гораздо изысканнее его содержания. «Немедленно приезжайте в Лондон»… Вот и все. Никаких витиеватых вступлений и цветистых приветствий.

Грэшем вздохнул, взял кошель и извлек оттуда мелкую монету, но, взглянув на посланника, передумал и протянул монету покрупнее. Тот молча взял деньги и в знак благодарности лишь кивнул.

— Передайте ему, что я скоро приеду.

Посыльный кивнул еще раз. Больше ему ничего не требовалось знать.

Кембридж стал для Генри тихой пристанью. Все конфликты здесь были понятными и легко решались, а лицемерие и двурушничество странным образом подчинялись законам местной логики. Правда, горожане отличались вульгарностью и грубыми манерами. Они ненавидели университет, за счет которого существовали, и бесчинства могли начаться в любой момент. Вот почему здания колледжей были построены на манер фамильных замков, с окнами, выходящими во внутренний двор, и сторожевой башней на входе. Однако мощь этих строений была призрачной, в то время как могущество Лондона заключалось во власти над жизнью, а чаще — над смертью. Несмотря на всю напыщенность и тщеславие великих умов Кембриджа, истинная мощь державы сосредоточилась при дворе, в данном случае — при дворе короля Англии Якова I, некогда именуемого Яковом VI, королем Шотландии.

И вот теперь Генри Грэшему придется покинуть узкий и уютный мирок Кембриджа и вернуться в жестокий и беспощадный, охваченный низменными страстями Лондон, еще не успевший полностью оправиться от очередной эпидемии чумы.

Несмотря ни на что, Генри с нетерпением ждал этой встречи.