Край земли. Затерянный рай

– Но зачем?

– Отправимся туда, откуда ведут следы, и попробуем найти берлогу. Возможно, узнаем. Во всяком случае, у меня есть одна догадка.

– Какая догадка?

Жанна снисходительно улыбнулась:

– Я не буду говорить, пока не проверю. Плохая примета. Могу спугнуть ответ на вопрос.

Сапрыкин поднялся и засунул кубик в карман куртки.

– Значит, идем дальше по следу? – подытожил он.

– Верно, – кивнула Жанна. – Идем туда, откуда медведь пришел. Или пришла.

Сказав это, женщина вытянула руку в южном направлении.

Горин взглянул туда и увидел вдали большую и довольно приметную сопку. У нее имелась одна отличительная черта – вершину словно срезали гигантским ножом.

– Столовая сопка? – спросил Женя. – Ну что ж. Мне всегда было интересно, что на ее вершине.

– Возможно, до нее мы не дойдем. Или свернем уже через километр. Так что не обольщайся, – похлопал Сапрыкин молодого тезку по плечу.

* * *

Одним из любимейших занятий Александра Цоя было копчение рыбы. Впрочем, он не столько занимался самим копчением, сколько наслаждался ароматом, который сопровождал этот процесс. И, конечно, травил байки о былых подвигах женщинам, что сидели здесь же, на больших скамейках, расставленных на просторной площадке возле детского сада. Одни женщины потрошили свежую рыбу, удаляя внутренности и жабры, чтобы заготавливаемое на зиму мясо не горчило, другие ее солили, третьи промывали в воде после настаивания в соли и передавали Цою, который, облизываясь, укладывал рыбу в коптильне.

– Ах, пахнет-то как, зараза! – радостно воскликнул Александр, вынимая закопченную рыбу и развешивая на натянутом между парой деревьев тросе.

Весь ритуал уже собрал паломников со всей округи. С десяток собак заискивающе виляли хвостами, жалобно скулили и облизывались, согнанные сюда чарующим и соблазнительным запахом, разносящимся по округе.

– О, ну как же без вас! – засмеялся Цой, увидев во главе собачьей стаи двух здоровенных дворняг, которых знал весь Приморский, да и Вилючинск тоже. Черная крупная сука с белым носом и белой нижней челюстью имела кличку Злая. Ее неизменным спутником был похожий на овчарку вечно взъерошенный рыжий кобель с обвисшими ушами, по прозвищу Гуляш.

– Топайте отсюда, – Александр махнул рукой. – Собаки рыбу не едят.

– Зато корейцы едят собак, – засмеялись женщины. – Бегите, псины! У нашего Саньки аппетит от запаха копченостей тоже разгулялся!

Цой предупредительно поднял палец и погрозил им смеющимся женщинам.

– Полегче, дамы! Я русский кореец! Я не ем собак! – затем покосился на животных и добавил: – В основном…

Снова раздался смех.

Женщины бросили питомцам общины рыбьих потрохов, но те презрительно зафыркали и продолжали облизываться, глядя на развешенную копченую рыбу.

Не выдержав душераздирающий взгляд собак, которым они могли бы вымолить и у камня еду, Цой все-таки бросил им несколько свежекопченых рыбин, после чего громко заорал на животных, грозя, что больше они ничего кроме пинков не получат. Схватив добычу, собаки разбежались. Однако все понимали, что ненадолго.

– Так, ладно, о чем я там рассказывал?

– Да сказку очередную!

– Никакую не сказку, – возразил Александр. – Все так и было. Стою я, значит, в реке. Воды по грудь. И бурлит вся. В тот год лосося на нерест пришло столько, что многие прям по спинам сородичей прыгали против течения. Картина была, я вам доложу, просто зомбиапокалипсис. Хотя нет. Рыбоапокалипсис! И вот стою я в воде, хватаю горбушу и Захару передаю. Тот в лодке сидит и принимает. Женька Гора, значит, тоже в лодке. С винтовкой снайперской. Потому что на том берегу медведь стоял и тоже рыбу подхватывал да на берег выкидывал. Ну, мы думали, мало ли что, пусть Женька его на мушке подержит. Зверь все же дикий. А медведь на нас никакого внимания не обращает. Увлечен рыбалкой. И тут вода вокруг как забурлит!

– Она ведь и так бурлила!

– Да, но тут она еще больше забурлила. И выныривает чудище! Лосось здоровенный, как кашалот! Медведь аж окосел от счастья, увидав такую добычу. Прыг в воду на мегалосося, а тот как шандарахнет медведя хвостом, что медведь полетел в лес, кувыркаясь и оставляя за собой просеку из поваленных деревьев!

Женщины уже хохотали так, что не могли продолжать работу. Кто-то утирал слезы, кто-то хватался за живот, а кто-то за голову.

– Да чего вы гогочете? – возмутился Цой. – Драма же разразилась эпичная. Лосось потом на нас кинулся. Хотел лодку перевернуть. Ну, я не растерялся, выдернул из уключины весло и как дал рыбе по башке… Но рыба еще больше разозлилась. Пасть разинула кривую свою. Думал, проглотит меня. Я ее опять веслом, а она его перекусила прямо посередине! И прет на меня. Тогда я ей кулаком врезал и попал прямо в глаз. Да врезал с такой силой, что кулак в левую глазницу вошел и из правой вышел. Она в судорогах задергалась, а рука моя у нее в черепе застряла, и я думал, что она конвульсиями своими мне руку-то и поломает. Ну, я опять не растерялся и свернул ей шею…

– О-ой! – визжали женщины. – Шею! Рыбе!!! Ой, Санька, ну балабол! Шею рыбе свернул! А копыта ей не подковал случайно?! Да где у нее шея-то, у рыбы?!