Край земли. Затерянный рай

– Постарайся сделать так, чтоб гильза со смертным приговором не попала в жребий, который придется тянуть этому Сердюкову. Пусть лучше на каторге отрабатывает. Всяко пользы больше.

– Постараюсь, – сонно кивнул Евгений. Затем, после долгой задумчивой паузы, произнес: – Андрей, если тебя вдруг коробит наличие смертной казни в наших законах, так, может, отменим?

– Ну да, и все решат, что мы размякли, изнежились и стали совсем сентиментальными, – скривился Жаров. – Нет уж. Наличие смертной казни помогает держать всех в узде.

– А вот нежелание ее применять намекает на то, что мы слабаки, – буркнул Цой.

– В самом деле, Жар, – кивнул Горин, – ты же сегодня сам хотел грохнуть Крашенинникова.

– Не хотел я его убивать. А вот припугнуть – это другое дело. Страх стимулирует дисциплину. А дисциплина – это порядок.

– Я думал, что порядок и дисциплину в первую очередь стимулирует личная ответственность, – сказал Вишневский, выходя из будки и развешивая для просушки на тонкой леске три полоски фотопленки.

– Ну, ты у нас ответственный, – хмыкнул Жаров. – Не все же такие. Вспомни, что началось, когда все поняли, что этот взрыв не локальной аварией был, а лишь небольшим фрагментом глобальной катастрофы. Где была та ответственность? Люди, пережившие катастрофу, зачастую страшнее самой катастрофы становятся, когда выползает наружу их нутро поганое, в условиях беззакония и хаоса. Так что не будем мы смертную казнь отменять. Но казнить будем только в исключительных случаях. Помните Скирду?

– Помним, – кивнул Евгений.

– Конечно, помним, – вздохнул Никита.

– Он всего лишь ударил по пьяни жену, – пожал плечами Александр.

– Всего лишь?! – воскликнул Жаров. – Она была беременна, у нее случился выкидыш, и через два дня она сама умерла! Всего лишь?!

– Да не факт, что она из-за этого умерла. Болела ведь очень, – продолжал высказывать сомнения Цой.

– Не в этом дело! А в том, что никто не имеет права посягать на будущее. Рожающие матери способны дать нам это будущее. Их дети – наше будущее. Это банды не думали о будущем. Они думали, как усладить свою плоть здесь и сейчас! Чтоб сегодня было сытно, пьяно! В данный момент времени отобрать, ограбить, изнасиловать! Но теперь мы правим здесь, на краю земли, именно потому, что мы думали о будущем! А где те банды?! Даже черви позабыли, каковы эти ублюдки на вкус.

– А я помню, как Скирда рыдал, – угрюмо отозвался Цой. – Он даже о пощаде не просил. Только умолял дать ему похоронить жену и ребенка. И только у них, мертвых, просил прощения. Он хотел умереть…

– И мы его казнили! И правильно сделали! Всем наука была! И хватит об этом!

– Сам напомнил, – в очередной раз пожал плечами Цой и отложил исписанный лист бумаги в сторону. Взялся за другой и принялся читать содержимое документа.

– Интересно, о чем думали те, кто заварил всю эту кашу, – хмуро проговорил Вишневский, подойдя к столу с чаем и наливая себе напиток. – О будущем? Едва ли. О детях? У всех этих нажимателей кнопок неужели не было детей? Но и о них не думали. Так о чем же? Вот бы узнать…

– Ничего, вот починим лодку, начнем кругосветку, найдем одного из них, накинем петлю на шею и спросим, – задумчиво глядя в окно, ответил Андрей.

– В Австралию надо плыть, парни. В Австралию, – многозначительно поднял указательный палец Александр. – Там климат хороший. И сто пудов, там все выжили.

– Не они пустили ракеты. У них этих ракет просто не было, – мотнул головой Горин.

– Но контакт с них надо начинать. Наверняка там все цивилизованно, как и у нас.

Женя вдруг засмеялся:

– Я, кажется, знаю, какую книгу ты прочитал последней! «На берегу» Нэвила Шюта![12]

– Гора, последняя книга, которую я прочитал, – это русско-финский разговорник. Нэвила я прочел еще прошлой зимой. Вот он реально о будущем думал. Еще не было подлодок с баллистическими ракетами, а он уже о глобальной ядерной войне всех предупреждал.

– Это там, где подводная лодка плывет в Австралию, а ее капитан так и не запустил ракеты? – спросил Никита. – Я книгу еще не читал, но фильм такой помню.

– Да-да, тот, – закивал изучающий очередной лист бумаги Цой. – Только в книге про ракеты не было. Говорю же, старая она очень, книга эта. Потом киношники добавили это от себя.

– Сильный ход они добавили, что тут скажешь, – хмыкнул Вишневский, отпивая чай.

Горин скривился, поерзав на стуле:

– Чего тут сильного? Он офицер на посту, а свой долг не выполнил.

– В том и дело, Женька, – Никита вздохнул, взглянув на друга. – Что может быть мужественней, чем сказать дьяволу – нет?

Разговоры в помещении стихли. Жаров о чем-то думал, глядя на поселок, завод и бухту у подножия сопки, на склоне которой высилась школа. Горин обдумывал сказанное Вишневским. Тот пил чай, а Александр Цой занимался бумагами. Именно он прервал, чуть позже, затянувшееся молчание:

– Слышь, Никитос, тут на некоторых документах гриф «секретно» стоит. Они в архиве были? Точно?