Край земли-2. Огонь и пепел

Вспышка молнии осветила двух ползущих наверх и еще какое-то количество теней, проскользнувших за угол, в сторону поселения. Квалья выхватил из руки налетчика осветительную бутылку и вместе с грохотом грома нажал на спусковой крючок.

* * *

– Это ведь ваши люди напали на нашу общину. Не так ли? – строго спросил Джонсон, держа Сапрыкина под прицелом.

– Не говори ерунду. Это не мы, – ответил майор.

– Откуда мне знать?

Стрельба где-то в полутора километрах от них усиливалась.

– Я тебе говорю, что это не мы атаковали ваше поселение.

– А я не могу тебе верить на слово. – Рон был категоричен.

– Ну и дурак…

– Ты пойдешь со мной, Юджин.

– Вообще-то, я и так хотел тебе это предложить, поскольку очевидно, что помощь вам не помешает. Но, раз уж ты решил меня арестовать, то я что-то передумал помогать тебе, чертов кретин.

– Положи все свое оружие перед собой и сделай шесть шагов назад.

– Я не отдам тебе оружие, – зло прорычал Сапрыкин.

– Не вынуждай меня применять мое, Юджин. Делай, что я сказал.

– Поцелуй меня в задницу, американец.

– Юджин!

– Хочешь получить мое оружие – стреляй. Давай, Джонсон. Сделай это. И через секунду мне будет уже глубоко начхать, кого эти джокеры съедят первым.

Сапрыкин видел, как напряжен палец Рона, лежащий на спусковом крючке, и прекрасно понимал, что это не блеф. Еще он понимал, что просто не успеет выхватить пистолет или метнуть нож. Он умрет в любом случае. И это настолько злило майора, что он готов был уже пожелать каннибалам победу над всеми, в случае если ему сейчас прострелит голову этот крепкий лысый американец.

– Будь ты проклят, Юджин, иди вперед и не оглядывайся, – проговорил Джонсон.

Штурмовая винтовка все еще направлена на Евгения. Но Рон не стал стрелять. И перестал пытаться разоружить его.

Тем временем, поднялся сильный и холодный ветер, а в Нью Хоуп уже шел, судя по шуму, настоящий бой.

* * *

Михаил так и не погасил свечу в их комнате. Теперь ему хотелось каждый миг видеть ее лицо. А Оливия тихо спала, удобно пристроив голову на его плече. Крашенинников ласкал взглядом каждую черту ее умиротворенного сном лица и мысленно сокрушался тому, что последние годы они больше времени тратили на ссоры, а не на то, чтобы напоминать друг другу, насколько они влюблены. И сейчас, когда он знал, что под сердцем его любимой женщины зародилась новая жизнь их будущего ребенка, он мог бы считать себя абсолютно счастливым человеком. Мог бы… но в его рассудок постоянно стучалась реальная действительность. Необходимо было тщательно продумать все… Как уберечь ее и будущего ребенка от всех невзгод и тягот. От окружающего мира. Как обеспечить им достойную жизнь среди всего этого.

Надо отдать должное приморскому квартету. Они о таком задумались уже очень давно, создав в общинах особые оранжереи для беременных женщин. Места, защищенные от суеты и шума, наполненные всем необходимым для рукоделия, живописи, музицирования и релаксации. Там хранились отдельные запасы продовольствия, предназначенные только для женщин и новорожденных. А также имелись внушительные библиотеки со специально отобранной литературой для освобожденных от всяких работ будущих мам. И пусть не сразу, это стало приносить плоды. С годами, все чаще рождались здоровые и крепкие дети.

Может, стоит вернуться обратно, если уж Цой лично предложил ему это? Но в том и беда, что есть в этом предложении нечто настораживающее, а он хотел оградить Олю от любого потенциального риска.

Где-то за стенами их нового дома снова раздались раскаты нетипичного для этих мест грома. Михаил поморщился. Эта гроза все ближе и звук ее все громче. Он может разбудить Оливию и, похоже, так и вышло. Она открыла глаза, которые тут же сфокусировались на таком близком и сосредоточенном взгляде ее мужа.

– Что? Ты чего так смотришь, Миша? Что случилось? – осипшим от глубокого сна голосом прошептала Собески.

– Ничего не случилось, милая. Просто я люблю тебя, – сказал он, проведя ладонью по ее волосам.

Видимо, услышать именно это она сейчас ожидала меньше всего. Оттого улыбнулась с некоторым удивлением, потянулась, прикрыв глаза, и промурлыкала в ответ:

– И я тебя тоже… Ой, Миша, да я тебе все плечо отдавила. Онемела, наверное, рука уже?

– Ничего, мне нравится, – улыбнулся Крашенинников.

– Глупости не говори. Давай, забирай свою руку, – деловито сказала Оливия, звонко поцеловав его возле локтя.

– Но я все равно хочу подставить тебе свое плечо, – продолжал улыбаться и любоваться ею Михаил.

– Ну, тогда другое. – Собески перебралась через мужа, не забыв щекотнуть его бока, и пристроилась с другой стороны, положив голову на его подставленное правое плечо.

Михаил приобнял ее, целуя в лоб.

– Когда эта твоя рука тоже онемеет, разбуди меня, – прошептала Собески.

– Нет, ну что ты…

– Разбуди, – настаивала Оливия. – Если каждый раз, просыпаясь, я буду слышать от тебя, что ты меня любишь, то буди меня чаще, милый.

Он обнял ее еще крепче, зарывшись лицом в золотые волосы.

На улице снова громыхнуло…