– Иди ты к черту, Юджин. Я думал, мы, наконец, пришли к взаимному доверию!
– Доверие, очень сложная штука, Рон.
– Ну, разумеется, сложная. Сегодня я с ужасом узнал, что в паре миль от моего дома лежит сверхмощная водородная бомба. А теперь еще и это. Я теперь понимаю, почему ты велел Михаилу рассказать нам о той бомбе. Завоевать наше доверие, верно? Конечно, рано или поздно мы бы узнали о том устройстве. И ты решил, что лучше мы узнаем от вас. Тем более что ее ни утащить, ни взорвать уже нельзя. Оказывается, ты просто пыль в глаза пускал, чтоб носиться здесь с этим тактическим зарядом, как чертов Вайл И. Койот![35]
– Кто? – непонимающе поморщился Сапрыкин.
– Зачем ты притащил сюда этот заряд?!
– Только в наших обоюдных интересах, Рон. Для того, чтобы уничтожить корабль.
– А в чьих интересах ты наставил на меня оружие сейчас?!
– В интересах безопасности и сохранения тайны существования этого оружия. – Сапрыкин говорил спокойно, но внутренне он чувствовал сильнейшую борьбу. Ему было неприятно держать Джонсона на мушке и думать о том, что тайна тактического атомного арсенала потребует от него, как от профессионала, убить человека, который уже практически стал ему другом. Напарником – уж точно. Но ведь неизвестно, какие мысли сейчас роились в голове у Джонсона. Не хочет ли он нарушить монополию Евгения на обладание таким оружием? Этот заряд куда интересней, практичней и желанней, нежели стационарная сверхбомба где-то в бункере, к тому же, лившаяся детонатора. Но в любом случае, угроза распространения информации о тактическом ядерном фугасе порождала угрозу безопасности в целом. Не ему, бывшему профессиональному диверсанту ГРУ, у которого откуда-то вдруг взялась такая бомба, а всей безопасности в целом. И его профессиональный долг – угрозу устранить. Но его человеческие чувства отчаянно жалели о том, что Рон заметил эту бомбу. Или, что он не соврал о своем знании того, что это за бочонок защитного цвета. Даже если бы соврал, это помогло бы Евгению избежать той ситуации, в которой он целится в друга и раздираем страшной дилеммой. Но то, что произошло дальше…
Осветительные ракеты каннибалов еще не погасли, медленно опускаясь к поверхности бухты на маленьких парашютах. И в этих отсветах возникло лицо Жанны Хан. Сапрыкин решил было, что ему это показалось. В самом деле, откуда ей здесь взяться? Но он отчетливо видел, как она возникла из-за прибитого к берегу дерева, шагах в тридцати позади Рона, и целилась ему в голову из «Винтореза». Того самого, что оставил ей по наследству Евгений. Она кивнула Сапрыкину, подала знак рукой и снова пристально смотрела глазами охотницы и холодным бесшумным стволом в затылок Джонсона. Они давно научились понимать друг друга без слов. Очень давно. И ему достаточно было почесать подбородок о правое плечо, чтоб дать ей ответ.
– Неужели все вот так закончится, Юджин? Ты просто пристрелишь меня? – спросил Рон.
Сапрыкин вздохнул:
– Проклятье, дружище, ты просто не должен был видеть эту бомбу. Не должен был, понимаешь? Ты бы… – Евгений вдруг опустил оружие и, склонив голову, с силой ею замотал. – Ты бы просто сделал вид, что не знаешь, что это за штука.
Он так и стоял, опустив оружие и голову. Не глядя на американца. Точнее, делая вид, что не глядя на него. На языке профессионалов, коим и являлся всегда Сапрыкин, это называлось – провоцирование к действию. Это – момент истины. Рон не знает, что сзади он под прицелом. И сейчас самое время рвануться на майора. Броситься в укрытие. Метнуть в Евгения нож. Самое время действовать.
Однако, Джонсон не шевелился. Он лишь вздохнул тяжело.
– Послушай, Юджин. Моя бабка родом из Полинезии. Из тех краев, где Франция долгие годы испытывала свое ядерное оружие. А потом мы все пережили то страшное безумие, случившееся с миром. Я больше не желаю, чтоб такое оружие хоть раз кем-то применялось. Даже испытывалось. Даже в наших общих интересах. Оно само по себе ставит под сомнения все наши интересы. Забери это дерьмо, унеси туда, откуда взял, и больше никогда о нем не вспоминай, слышишь?
Сапрыкин медленно поднял голову и пристально посмотрел в глаза Джонсона, пока это еще позволял мерцающий свет.
– Но даже не думай, мать твою, стрелять в меня из-за этого куска железа, тупой идиот! – резко добавил американец.
Евгений улыбнулся, убирая пистолет в кобуру.
– Жанна, все в порядке. Он, похоже, действительно хороший парень.
Американец резко обернулся и только теперь заметил вооруженную женщину, у которой в руках был направленный на него «Винторез», а за спиной висела еще одна винтовка.
– Какого черта здесь происходит?! – воскликнул он. – Это ты так меня проверял что ли, чертов недоумок?!
– Уймись, брат, – поднял ладони Евгений.
– Тебе бы физиономию хорошенько умять, гребаный кагэбэшник!
– Нет, похоже, ей придется все-таки тебя пристрелить, приятель, – тихо засмеялся Сапрыкин. – Успокойся. Давай мордобой оставим на потом, ладно? Сейчас… Сейчас я, черт возьми, очень хочу услышать, какого хрена, вашу мать, вы оба тут делаете?!