Край Половецкого поля

Ах, надоест мне это, наскучит эта тишина. Отцы наши говорили, хороша тихая жизнь, но теперь уж это не годится. Оборву я цепь, вдену ногу в стремя, пойду со Святославом, с Кончаком русских князей бить».

Тут в шатер вошел боярин Сидор Добрынич, низко поклонился, стал просить отпустить его ненадолго к молодой жене.

Глава восьмая ЕВПРАКСЕЮШКА

Повернулось солнышко на лето, зима на мороз. Ух, морозы лютые-жгучие, ветры колючие, снега скрипучие. Выйдет Вахрушка во двор ясным утречком, под сапожками снег скрипит, морозный ветер щеки румянит. Набегается Вахрушка, надышится свежего воздуха, снежок пригоршней, теплой варежкой, подберет, напихает в рот, наглотается и опять обратно к боярыне, к Евпраксеюише, в жарко натопленную горницу.

Четвертый месяц живут скоморохи в боярских хоромах, прижились.

Как привез боярин Сидор Добрынич скоморохов, ввел их в дом, выплыла боярыня из своих покоев — Вахрушка аж испугался. Никогда ему не приходилось таких видывать! До того дородна, что в дверь боком пропихивается. За щеками глазыньки не видать.

Улыбнулась боярыня Сидору Добрыничу, а больше обрадовалась царьградскому колечку.

Уж то-то скоморохи ее взвеселили. Три дня без просыпу пели они, плясали. В горле пересохнет, замолчат, боярыня ножкой топнет, — а в поставцах вся посуда затрясется — приказывает:

— Еще!

Притомятся у них ноги, остановятся, боярыня кричит:

— Еще!

На четвертый день сама она уморилась, начала капризничать-привередничать:

— Мне у этого старика борода не нравится. Что это за скоморох бородатый? Мне и у моего боярина седая борода пуще горькой редьки опротивела. Я сама молоденькая, желаю на все молоденькое взирать! Пусть эти двое смешат меня, а старик пусть идет на поварню, поварам-кухарям в помощники. Там ему очень даже подходящее место.

Переселился Еван в поварню. Хорошо ему там — тепло, народу много, между ног ребятишки шныряют, хоть и не свои, да всё вроде внучат.

А Ядрейка с Вахрушкой остались наверху, у боярыни в чертогах.

Лежит Евпраксеюшка на лежанке, медовые пряники жует, на свое золотое колечко любуется. Пышные пальчики на руке растопырит, шевелит ими, то к себе повернет, то от себя отвернет, — зеленый камень скрытым пламенем сверкает, роняет изумрудные искры, изнутри светится. Заморская богиня Диана с двумя зелеными борзыми в зеленом лесу мелькает. Ау, Дианка! Повертывайся!

Наиграется боярыня кольцом, натешится, поковыряет перстами в блюде, выберет пряник послаще и проворкует:

— Спой мне, Ядреюшка, печальную песню.

Ядрейка старается, поет:

Как в высоком терему в златоверхоем
Горько плачет девица по милому дружку.
Семь дней плачет, в восьмой слезы льет.
А те слезы катятся мутной рекой,
Мутной рекой,
непрозрачною.

— Ой! — стонет боярыня. — Ой-ойешеньки! Сейчас со смеху лопну. Ой, все мое белое тело трясется. До чего же ты, Ядреюшка, смешно поешь, овцой блеешь. Спой мне еще попечальнее, я еще посмеюсь, порадуюсь!

Ядрейка самую распечальную песню затягивает.

— Ой! — вопит боярыня. — Постой, дай отдышаться! Нет моей силы смеяться, сейчас помру. Погоди петь, Ядреюшка. Пусть Вахрушенька мне на сопелках сыграет, а я отдохну.

Под звуки сопелки у боярыни глазки смыкаются, губки разжимаются, носик посапывает — започивала боярыня.

Ядрейка с Вахрушкой тихонько из горницы выходят. Выходят они из долгу, бегут на конюшню. Ядрейка с конюхами дружит, Вахрушка с конями…

То не звезды с неба скатились —
Косогором кони проскакали,
Эх, кони! Кони! Кони!
Копытами землю топочут,
Подковами искры высекают.
Расстилаются гривы по ветру:
Белые-то — светлым облаком,
Черные — грозовой тучею,
Рыжие — алым пламенем.

Вахрушка в конюшне всех коней различает, знает по кличке, по масти узнает.

Любо ему конюхам во всем помогать — чистить-скрести коней, поить их, корм засыпать, сменять солому на подстилку.

Конюхи его хвалят, обучают своему делу. А иной раз посадят Вахрушку смирной кобыле на спину, шлепнут ее по крупу — беги! Он вцепится ей в холку, а она осторожным шагом вынесет его на широкий двор, не качнет, не уронит, карим глазом косит: здесь ли всадник, не свалился ли.

Конюхи довольны, хохочут, и Вахрушка доволен.

Вот так-то бы им жить-поживать и не надо бы искать другого счастья. Да нежданно-негаданно пришла беда.

Пришли подружки в гости к боярыне, и она стала им своими нарядами похваляться.

— Тащи, Дунька, укладки, ларцы кованые, подай шкатулку резную, костяную.

Дунька бегает, тащит ларцы и шкатулки. Боярыня отпирает звонкие замки, поднимает тяжелые крышки, вынимает ожерелье с подвеской-лунницей, золотую гривну витую, запоны, обручи, височные кольца, чернью и зернью изукрашенные, сканью, как паутинка, тонкой.

Самоцветные каменья жаром горят, жемчуг лунно мерцает.