Край неба

— Тебе как раз его стеречься не след, — отмахнулся Вавила Силыч. — Вас, ведьмаков, они седьмой дорогой огибают. Нет, если ты сам в драку полезешь, тогда конечно, а так — нет.

— С чего это? — заинтересовался я.

— Князь Вещий, который вашему колену старший по сей день, в давние века их пращурицу одноглазую, с которой род лихов по свету пошел, в честном бою победил, — пояснил соседушка. — И пощадил почему-то. Может, в настроении хорошем был, может, во хмелю — поди теперь знай. Вот с тех пор ни одно Лихо ни одного ведьмака без нужды сроду не тронет. Мало того — случись с тобой или сородичем твоим беда какая, а оно тому свидетелем станет, так еще и на помощь прийти может. Добро — оно такое, срока хранения не имеет. Но вот прочим людям Лиха стеречься надо крепко, оно страхом их питается, для того такие жути напускает, что умом можно тронуться. Мара по сравнению с ним — что мыша против коровы. Да и надо ей меньше, она душу быстро вынимает, а Лихо — нет. Оно по капельке жизнь и силу из добычи своей цедит, так, чтобы человек понимал, что умирает. Радостно ему от того.

— Жесть, — согласился я. — Не надо нам таких в парке, твоя правда. Да и в городе тоже.

— Вот-вот, — покивал Вавила Силыч. — Да и ты с прочими разными, которые человекам вредят, особо не вожжался бы, а? Вон у тебя дружки какие славные есть, да еще твоего же колена.

— Ты про Слав? — уточнил я. — Которые нам клумбу помогали делать?

— Про них. Ты им кланяйся от обчества при случае, хорошо? Ох, как все в рост да цвет пошло! Да ты и сам видел, поди. Опять же — брата названого вон какого ты заимел, Хранителя кладов, значит. Хороший он человек, добрая про него слава идет по городу.

— Так, — остановил я подъездного. — Тебе-то про него откуда ведомо?

— Все знают, — обвел рукой кухню Вавила Силыч.

— Все — это никто, — нахмурился я. — Хотелось бы детальнее.

— Лично мне про это Фомич из первого подъезда рассказал, а ему вроде Игнат из четырнадцатого дома. А кто Игнату — не знаю, извиняй уж. Он сильно общительный, много с кем и о чем лясы точит.

Извиняй. Легко сказать. Если уж подъездные про это проведали, то вся аристократия ночной Москвы точно в курсе. И, если честно, идея с побратимством мне уже не кажется такой хорошей, как тогда на дороге. Нет, против Валеры я как ничего не имел, так и не имею, просто теперь особо настырные особи, которые не смогли пробиться к нему напрямую, будут пробовать делать это через меня. Те же ведьмы, например. Или, что хуже, кто посерьезнее. Я, понятное дело, всякий раз буду отказывать, потому число личных недоброжелателей у меня может здорово возрасти.

И, кстати, обратный вариант тоже возможен. Скорее всего, Валера станет поступать так же, он парень принципиальный, приблизительно как и я. А если нет? Если он придет и скажет: «Брат, надо помочь», что мне тогда ему отвечать? Извини, у меня принципы?

Надо будет с ним пересечься, что ли, потрещать на эту тему. Коли уж грядет неприятность, то лучше быть к ней готовым.

Холера того любопытного лешего, что за нами подсматривал, забери. Вуайерист хренов! Или как там любители подглядывать называются?

— А чего такого побратима стесняться? — удивился Вавила Силыч. — Что он, то ты молодцы славные, смышленые, не чужими трудами или горем промышляете, всего сами добились.

— Так-то оно так, — я отхлебнул подстывшего уже чаю и засунул в рот остатки бутерброда, — да только есть тут кое-какие нюансы.

Кстати, о сошедших с ума. Надо бы к Вагнерам все же заехать, Ряжскую проведать. Ну и Бэллу тоже. Правда, вот порадовать мне ни ее, ни Петра Францевича нечем, кроме очередных обещаний. Это та ситуация, на которую я никак повлиять не могу, увы.

Как задумал, так и сделал, вот только ничего веселого или хорошего в клинике меня не ждало. Нет, понятно, что место, в котором люди от хворей лечатся, изначально к оптимизму не располагает, по доброй воле или от хорошей жизни люди туда не ложатся, но тут все совсем печально обстояло.

Бэлла оказалась совсем плоха, даже на фоне того, что я видел на той неделе. Если бы не зелье, что я тогда Вагнеру передал, то, скорее всего, ее бы уже с нами не было, это точно. Но и с ним, похоже, ей долго не продержаться, я это понял сразу, как только глянул на серую гадину, оплетшую ее тонюсенькую шею. Удивительно, что ее никто, кроме меня, не видит, такой она жирной и мощной стала. Вон даже узор на спине явно просматривается, некое странное геометрическое сплетение ромбов и треугольников. Кстати, в первый раз такое наблюдаю.

— Это конец, — печально сообщил мне Петр Францевич, стянул с носа очки и протер их белоснежным платком, который извлек из кармана. — Боюсь, Саша, теперь ей не поможет даже обыкновенное чудо.

— Что? — переспросил я. — А, чудо. Чудес не бывает, это придумки авторов-фантастов. У любого чуда, как и у любой аварии, всегда есть имя, фамилия и должность. Иногда во множественном числе. Сказано не мной, кем именно — не в курсе, но очень верно.

— Я немного о другом речь вел, но в целом вы правы. Так понимаю, вам ничего не удалось для этой девочки сделать?