Край навылет

Возможно, они на диване задремали на секунду. Как вдруг – рассвет. Газета Актов шваркается на пол за их задней дверью. Щенок ньюфаундленда на 12-м принимается за свой блюз тревоги от расставания. Мальчишки начинают ежедневные экскурсии к холодильнику и от него. Приметив родителей на диване, они пускаются в хип-хоповую версию старушки Персика-с-Хёрбом «Снова вместе и так хорошо». Зигги декламирует сюсипусечный текст злобнейшим черным голосом, на какой способен в этот час, а Отис предоставляет вокальные ударные.

Импульс памяти Лестера Трюхса, как Максин со временем начнет его называть, едва затесывается в местные новости на севере штата, какое там освещение в Канаде или национальное вещание, после чего впадает в медийное забвение. Не выживут никакие пленки, никакие логи. Миша и Гриша точно так же вырезаны из записи текущих событий. Игорь роняет намеки, что их могли снова назначить домой, даже опять на зону, в какое-нибудь номерное заведение на Дальнем Востоке. Подобно наблюдениям НЛО, события той ночи вступают в царство веры. Завсегдатаи таверны где-то в горах дадут показания, что в Адирондаках той ночью в каком-то неведомом радиусе все экраны телевизоров апокалиптически погасли – кризисы третьего действия в фильмах, полузнаменитые девочки в крохотных нарядиках и на шпилечках шлепают чей-то последний шоубизовый проект, лучшие мгновенья спорта, инфореклама приборов, творящих чудеса, и травяных восстановителей молодости, повторы ситкомов тех дней, когда надежды было больше, все формы реальности, где единица измерения – пиксель, – все это без единого вздоха провалилось в замерзший час ночной вахты. Может, всего один ретранслятор на хребте отказал, а может, и весь мир сбросил установки на этот краткий цикл под медленный барабанный бой ирокезской доистории.

Ави Дешлер возвращается домой с работы в расположении ума пободрее.

– Сервер в глубинке? Не переживай, мы переключились на тот, что в Лапландии. А новости получше, – с надеждой, – в том, что, я думаю, меня пнут.

Брук взирает на свой живот, как географ с мировым глобусом.

– Но…

– Не, погоди, я еще не начал про пакет компенсации.

– Присматривайся к формулировке «расширенное увольнение», – советует Максин. – Это значит, что в суд не подашь.

Гейбриэл Мроз, не слишком уж таинственно, ушел в молчанку. Его хотя бы отвлекло, надеется Максин.

– Талит должно быть немного безопаснее, – пытается она успокоить Марку. – Она хорошая девочка, дочь ваша, не безмозглое что-то, каким выглядит поначалу.

– Лучше, чем я в ней готова была признать, – что и впрямь удивительно, ибо Максин подразумевала, что Марка вообще не умеет даже изображать угрызения совести. – Слишком хороша для такого говенного родителя, как я. Помните, когда они маленькие и еще держатся за руку на улице? Я их, бывало, таскала на своей скорости, им скакать приходилось, чтобы не отставать, куда это я направлялась в такой спешке, что даже с детьми погулять нормально не могла? – Сейчас у нее начнется какой-то акт покаяния.

– Придет время, и навыки говенного родителя станут олимпийским видом спорта, как мишпахафон, еще поглядим, пройдете ли вы квалификацию, а меж тем бросайте-ка эту мину святоши, сами же знаете, у вас и хуже получалось.

– Гораздо хуже. Потом я на много лет отказалась об этом думать. А теперь вот так, типа, как же мне хоть…

– Рветесь повидаться с нею больше всего на свете. Послушайте, Марка, вы просто нервничаете, давайте вы вдвоем ко мне придете, это нейтральный уголок, выпьем кофе, закажем ланч откуда-нибудь, – как выясняется, в «Аппетитном у Зиппи» на 72-й, где человек до сих пор может найти сэндвич с гигантски перефаршированным говяжьим рулетом и куриной печенкой с экспериментальным русским майонезом на луковой булке, что в этом городе редкость с глубин прошлого века, в абзаце, выделенном ему в меню навынос, на который Талит мгновенно наводит свой трансфокатор.

– И ты действительно собираешься есть такое? – Марка, невзирая на упреждающий взгляд Максин.

– Да нет, мама, я просто подумала, что посижу и какое-то время на него посмотрю, у тебя с этим не будет возражений?

Марка, мысля быстро:

– Я просто, если ты себе его по правде возьмешь… можно мне будет малюсенький кусочек попробовать? Если не жалко поделиться?

– Вы уже сколько еврей? – Максин уголком рта.

– Откуда, по-твоему, у меня такие пищевые склонности? – Талит, пассивно-агрессивно переходя к ногтю. – Пиршества, что ты заказывала на дом, я подхожу к двери, а там целая бригада детей-доставщиков с мешками…

– Двое. От силы. И только тот один раз.

– Ожирение, проблемы с сердцем, тра-ля-ля, да наплевать, лишь бы в нужном количестве, а, мама?

Тут может потребоваться тонкое вмешательство.

– Ребята, – объявляет Максин, – чек, мы все участвуем, ОК? Может, пока не доставили, мы б могли… Марка, вы заказали «Особый восход» с двойным говяжьим беконом и колбасой, плюс латкес и яблочный соус, плюс еще латкес на гарнир и…

– Это мое, – грит Талит.

– ОК, у вас говяжий рулет… картофельный салат на сэндвиче – это еще 50¢…