Край ледника

– И у Джарлакса есть ответы, – быстро добавил Реджис. – Или, по крайней мере, были.

– Почему ты не проделаешь с ним свои фокусы? – потребовал Бренор у псионика.

– Потому что он отдыхает. Ему это нужно.

– Ба! Пузан, возьми свой камень и нанеси ему визит, а?

– Это не принесет никакой пользы, – заверил дворфа Киммуриэль. – Этот рубин вытягивает правду так же, как слишком много выпитого крепкого напитка, но неспособность Джарлакса ответить не имеет ничего общего с нежеланием с его стороны.

Затем дверь комнаты открылась, и Пенелопа вошла рядом с Джарлаксом, который был обут только в один сапог, а другой держал в руке, с озадаченным выражением на лице.

– Что? – спросил Бренор.

Джарлакс прошел в середину группы, сел на подлокотник кресла и поднял босую ногу, чтобы все увидели три надписи засохшей кровью: ИЛЬХ-ДАЛ-АУТ, вырезанные на его подошве.

– Ильхдалаут? – спросил Реджис.

– Что, во имя Девяти Кругов Ада?

– Это имя дали тебе твои похитители? – спросил Реджис. – Или просто шрамы от пыток?

– Я думаю, это сделал я, – сказал Джарлакс, его голос был таким нетвердым, каким никто из них никогда от него не слышал.

– Это не старая рана, – заметил Вульфгар.

– День-два, не больше, – согласилась Пенелопа.

– Но что это значит? – спросил Реджис.

 – Иль? Ильхаресс, матрона? – спросил Громф. – Ильхарн, покровитель? Тебя сделали чьим-то покровителем?

– Нет, – ответила Даб'ней, выходя вперед. Она опустилась на колени перед Джарлаксом и взяла его ногу в руки, чтобы лучше рассмотреть явно недавние порезы. – Возможно, Ильхар. Она сделала паузу, произнося множество итераций, затем улыбнулась, кивнула и объявила: – Ильхар, делхарил, аутна.

– Может быть, – признал Громф.

– Мать, дочь, внучка, – перевел Реджис. – Но что это может означать?

– Это обычное высказывание на молитвах, – сказала Даб'ней. – Преемственность матриархата дроу, требование Ллос.

– Джарлакс теперь молится Ллос? – спросил Бренор, фыркнув.

– Ивоннель, Квентл, Ивоннель, – сказал Громф, глядя на Киммуриэля.

– Что это значит? – спросил Бренор.

– Что общего у этих троих, кроме семейных уз, отмеченных на ступне? – спросил Громф.

– Воспоминания, – ответил Джарлакс, и он тоже посмотрел на Киммуриэля, который помог Квентл и младшей Ивоннель разобраться в воспоминаниях Ивоннель Вечной.

Даб'ней отошла в сторону, когда Киммуриэль занял ее место и усадил Джарлакса в кресло.

– Дайте нам немного уединения, – сказал он остальным.

– Я никуда не уйду, – сказал Бренор.

– Не сейчас. – Киммуриэль посмотрел на него, но спорить не стал, особенно потому, что никто из остальных, казалось, тоже не собирался двигаться к выходу.

– Просто молчи. – Он сосредоточился на Джарлаксе. – Впусти меня.

– Пожалуйста, сделай это, – ответил Джарлакс и поднял свою волшебную повязку на глазу.

Киммуриэль закрыл глаза и поднял руку, чтобы слегка коснуться пальцами лба Джарлакса. Всего за несколько ударов сердца сознание Киммуриэля оказалось в разуме Джарлакса, видя каждую его мысль, перебирая воспоминания.

Вскоре стало совершенно не важно, громко или тихо было в комнате вокруг ментально соединенных дроу, поскольку они полностью обратились внутрь мыслей Джарлакса. Для Киммуриэля, складки и синапсы мозга Джарлакса превратились в набор строительных блоков различной формы, которые он мог соединять и перестраивать по разным направлениям. Он мог визуально отделить недавние воспоминания Джарлакса – те, что возникли с момента пробуждения под навесом, где Киммуриэль его нашел, – от более отдаленных, таких как лавина, о которой Джарлакс упоминал несколько раз.

Киммуриэль ясно увидел эту лавину. Он почувствовал, что скользит по ледяной впадине вниз по склону заснеженной горы. Он услышал и почувствовал грохот стремительно несущегося снега, приближающегося сзади. Он видел, как далеко впереди Кэтти-бри сорвалась с уступа, а затем наблюдал, как Энтрери постигла та же участь.

Он подумал, так же, как и Джарлакс, что легко выберется из ситуации: применит левитацию и поднимется над выступом.

Киммуриэль почувствовал, что парит. Он увидел, как Закнафейн поднимается рядом с ним, и с ужасом наблюдал, как огромная волна снега, тонны белого порошка, обрушивается на уступ, падает на Энтрери и Кэтти-бри, погребая их там, где они лежали.

Разворачивающиеся события превратились из ярко-белых в ослепляюще белый, солнце на снегу, в ночное небо с полярным сиянием, очнувшись под уступом – но не тем уступом, с которого упали Кэтти-бри и Энтрери – на продуваемом ветром выступе скалы, окруженный глубокими снегами в горной долине.

Киммуриэль в ярости отступил назад, ища какой-нибудь образ, какую-нибудь вспышку воспоминания между этими двумя событиями.

Но нет. Каждый раз, когда он пытался пойти назад по следу от этого выступа, он натыкался на воспоминание о лавине, похоронившей его друзей.