Гаспар окликнул Никласа. “Это я, Гаспар!” — закричал он. Все трое вскочили; Жером затрясся и заревел, уверяя, что это явился призрак Гаспара. Людовик по обыкновению прикрикнул на брата, но сам был напуган не меньше. Никлас сбегал в каюту за электрическим фонариком и направил белый луч на Гаспара.
— Не могу его толком разглядеть, — сказал он, — но на призрак не очень похож.
Никлас спустил на воду шлюпку и быстро добрался до берега. Он сразу узнал Гаспара и без долгих разговоров вернулся с ним на пароходик. Когда Гаспар оказался на палубе, Людовик и Жером вытаращили глаза, а потом оба кинулись обнимать его.
— Мы думали, ты давно на дне Шельды, —
сказал Никлас. Как же тебе удалось выбраться? Людовик уверял меня, что до берега тебе ни за что не доплыть.
— Я попал на яхту, — ответил Гаспар, — и был на Бермудских островах.
Людовик и Жером засыпали его вопросами, Никлас же молчал. Выслушав Гаспара до конца, он сказал:
— Надо было остаться в поезде и вернуться в Ломенваль.
— Я не хочу уезжать из Антверпена, — замотал головой Гаспар. — В Антверпене — Элен.
— А хорошо ли вот так покинуть тетю, которая тебя вырастила? Ей сейчас, должно быть, не сладко.
— У меня ведь тоже есть семья: мои родители бродят по округе и торгуют на ярмарках, а меня с ними разлучили так же, как Элен разлучили с ее семьей.
Никлас пожал плечами:
— Не пойму я, чего ты хочешь. Сделать-то все равно ничего нельзя... Ты что-нибудь ел сегодня?
— Я поел в буфете на вокзале.
— Ладно, тогда пошли спать. Завтра посмотрим, как с тобой быть, — решил Никлас.
Дела у Никласа в это лето шли неважно. Мода требовала, чтобы музыканты давали свои концерты в нарядах самых ярких, пламенеющих расцветок, но ему и мальчикам это было не по душе, и потому при всем их таланте на них смотрели как на нищих оборванцев. Конечно, Никлас не был совсем без средств: он долго вел с сыновьями самую простую жизнь без особых затей и успел отложить кое-что на черный день. В этот недоходный год все трое занялись еще рыбной ловлей.
Все это Гаспар узнал на следующий день. Он заявил, что сам поищет какую-нибудь работу, но Никлас стал отговаривать его. У него была старая бричка, которая до поры стояла в сарае у одного его друга. Музыкант собирался купить лошадь и отправиться по окрестным деревням: они станут играть и продавать тексты и ноты песен. Он уже кое-что предпринял и выправил бумаги, необходимые для осуществления этого плана.
— Вот такие повороты выписывает жизнь по прихоти судьбы, — заключил Никлас.
— Я все равно буду вам обузой, — вздохнул Гаспар.
Людовик не преминул бы сцепиться с ним, но Никлас вовремя вмешался:
— Гаспар может выучиться петь. Он будет раздавать ноты, а мы — играть. Потихоньку мы доберемся до границы, и он сможет вернуться к себе в Ломенваль, когда захочет.
— Лучше уж я уйду от вас сейчас и буду искать край Элен, хотя знаю, что найти его почти невозможно.
— Мы будем искать его вместе, — сказал Никлас.
Гаспар не поверил своим ушам. Он долго молча смотрел на Никласа.
— Не хотел я попусту обнадеживать тебя, — продолжал тот, — но, раз ты всерьез собрался уходить, признаюсь тебе, что есть у меня кое-какие мысли насчет этого самого края.
Гаспар так опешил, что и сказать ничего не мог. Людовик и Жером уставились на отца, не решаясь задать вертевшиеся на языке вопросы. Как ни хотелось всем троим поверить в невозможное, они не смели надеяться, что край Элен существует на свете.
— Дальний край, — задумчиво пробормотал Никлас, — может, и слыхал я о нем когда-то, но сейчас ничего не могу сказать наверняка. Остается только предполагать. Однако я знаю такие места, где можно увидеть рядом и некоторые виды пальм, и березы, и дубы, и даже, может быть, море. Надо еще учесть, что все это видела маленькая девочка во время долгой болезни: лихорадка могла многое исказить в ее глазах.
— Что же ты предполагаешь? — выпалил Людовик.
— Есть у меня две идеи, которые кажутся мне вполне правдоподобными, — начал Никлас и надолго умолк.
Людовик и Жером сделали Гаспару знак: не надо торопить отца. Он скорее даст расколоть себе череп, чем откроет то, что хотел бы сохранить в тайне. Гаспар прикусил язык.
— Наберись терпения, — сказал наконец Никлас. — Может, и вправду зря я тебя обнадежил, и Элен ничем не поможешь. Но диковинные вещи порой случаются на свете. Ты добрался до самого Антверпена благодаря пегой лошади, которая сперва умчала тебя в леса. Не каждый день про такое услышишь, так не говорит ли это о том, что всякого еще можно ожидать?
— То же самое я подумал вчера, когда прыгал с поезда, но скажите же мне... — в волнении перебил его Гаспар.