Край, где кончается радуга

Ему сказали: «Нагнитесь», — он нагнулся, но все же стукнулся лбом о закраину люка и затем, уже на жестком железном сидении, то и дело порывался потрогать ссадину. В воздухе прочно стояла смесь запахов газолина и нагретого двигателя, ржавчины на броне и технической смазки. Мотор не глушили, его гром набивал уши до отказа, и Вест еще различал, как другие рассаживались. Ударило металлом о металл. Невыносимо взревев, «сарацин» тронулся. У Веста дернулась голова.

А почему бы и нет? — подумал он, почему бы и не «сарацин»? Ход мягкий, колесный. Должны же быть у них «сарацины»? Считать повороты не было смысла. Сидящий рядом, какой-то даже сквозь комбинезон ненормально горячий детина, тот, кажется, что входил первым, громко, перекрывая гул двигателя, ругнулся, что не там едет. «Да пошел ты!» — крикнул ему в ответ водитель. «А я тебе говорю, на Тридцать первую сворачивать надо было!» — «Ну да! Нас там только и ждут». — «А чего, проскочили бы, а там…» — «Заткнитесь оба, — не слишком громко, но очень внятно сказали с другого сиденья. — Самое главное, ты, Серый, заткнись. К Фарфору вчера наведывались, песку по колено натрясли, столько приходило. Соображать надо, кого везем», — «Я чего, я молчу», — сказал Серый и стукнул железом — видимо, переставил оружие к тому борту. Да, спустился первым именно он и спросил, поигрывая неизвестного вида трехствольным ружьем (Вест впервые увидел «зажигалки»): «Ну, кто тут Человек?» — а Крейн потом жалобно мигал вслед и пытался делать какие-то движения.

Машину резко качнуло. Вест, выбросив руки, встретил пустоту, завалился. Его подняли, усадили обратно и стали держать горячими лапами Серого. Теперь машину качало непрерывно, она задиралась то левым бортом, то правым. Наконец, урча, машина задралась носом, перевалила через что-то там и поехала явно вниз. Веста мутило от запаха несгоревшего топлива. «Прибыли!» — крикнул водитель, глуша мотор. Все стали выходить, Вест тоже. Его направляли все теми же лапами. Кособочась, он вылез на высокую подножку и прыгнул с нее. Земля была мягкая и ею пахло.

— Послушайте, — сказал он в пространство, — теперь-то хоть можно снять эту чертову повязку?

— Снимите ему, — послышался голос, и повязку сдернули. Руки Весту не связывали, потому что он пообещал сам ее не снимать и не сдвигать. Он щурился и оглядывался.

Он находился в центре обширной выработки, и вокруг была развороченная земля, которой пахло. Позади — выкатанная колея со свежим отпечатком протектора, а перед Вестом — детина по имени Серый и второй, и тот, кто не спускался в подвал. Все они окружали еще одного, низенького, плотного, вполне человеческой внешности, лысого.

— Идите, ребята, — сказал лысый. Он был одет в видавший виды френч, остальные — в похожие на танкистские комбинезоны. Лысому одновременно кивнули и ушли за корму броневика, туда, где вился дымок и слышались голоса. Последним, что-то прошептав лысому на ухо, ушел тот, который не спускался в подвал. Шептал он достаточно долго, чтобы Вест мог как следует рассмотреть его.

Он был Литейщик. Вест видел их уже немало, но этот всем Литейщикам был Литейщиком. Коренастый, ручищи до колен, кожа лупится. От Литейщиков брала жуть.

— Хорошо, хорошо, — досадливо сказал лысый, отпуская его. Страхолюдный Литейщик еще раз косо глянул на Веста и удалился.

— Ну-с, — сказал лысый, — разговор у нас будет не короткий.

— Надеюсь, — сказал Вест.

— Я Гата, вы, должно быть, слыхали обо мне, — сказал лысый.

— Кое-что, — сказал Вест на всякий случай.

— Тем лучше.

* * *

…Через час Вест устал.

— И все-таки я действительно не понимаю, — проговорил он и посмотрел на Гату.

Гата привалился к серому боку машины чуть в стороне от им же взборожденного пятачка земли, по которому он время от времени принимался бегать взад-вперед. Теперь Гата тоже устал и экспрессии у него поубавилось.