Край чужих земель

Мария сначала косо на меня смотрела, но потом, когда первая пара пробных штанишек была готова, у нее загорелись глаза. Я вставила шнурок вместо резинки, надела и показала «с чем едят эту обновку». Выкроила вторые того же размера, поскольку Мария была примерно моего телосложения и передала ей. Она уселась шить, но постоянно сравнивала с готовыми. Боялась ошибиться и что-то сделать не так.

Я взялась за брюки. Шерстяное платье, скорее всего, принадлежало матери Алисии. Закрытая грудь, воротничок со сложной вышивкой, завязки на спине. Я выбрала три подобных платья и распорола их. Длины подола как раз хватало на штаны. Не выдумывая велосипед, я добавила к выкройке трусов несколько сантиметров, снова пожалела, что нет резинки и принялась резать ткань.

За три дня у нас было по паре трусов и отличные теплые штаны для каждой. Талия стала объемнее, но дома мы не снимали с плеч шали, а на улицу выходили в плащах. Они были просто теплыми балахонами, и мне недоставало рукавов.

Я попросила Лидию порыться в остальных сундуках и найти плащи. Ведь были же они у хозяев! И тут я вспомнила, что в комнате, где я сейчас живу, до сих пор часть гардероба занята вещами матери Алисии, и там точно было что-то объемное.

Оставив Марию в кухне, я поднялась в комнату, открыла шкаф и как только достала плащ, увидела на полу тот самый сундучок, о котором я забыла напрочь. А ведь хотела посмотреть эти пачки писем, бережно хранимые родительницей.

Забыв о подруге, я перенесла все пачки, перевязанные ленточками на кровать, осмотрела каждую и, оставив самую тонкую, убрала остальные на место. Ее я успею спрятать под подушку, если войдет Мария. Если же она увидит мое «богатство», то «любопытная Варвара» захочет сама прочесть их, а оказаться в них может все, что угодно.

Листы, свернутые три раза, не казались древними, но в заломах и без того плохо понятный почерк почти не читался. Этих букв я не знала, но когда глаза пробегали по ним, текст читался в голове.

Я вспомнила, как садилась писать, и руки писали совсем непривычные мне символы. Один раз я попробовала написать привычные мне буквы. Смогла. А вот слова… моментально рисовались местные каракули. Это я тоже отложила на потом, ведь если я могу написать букву, значит, коли обуздать голову, то и слова получатся.

«Моя дорогая жена, я вернусь еще нескоро, но спешу успокоить тебя. Его Величество видит впереди только победу, и мы, его верные подданные, не можем сомневаться в этом. Лето вы переживете без меня, а вот к зиме, думаю, все уже наладится. Следи за полями и не допускай, чтобы они пересыхали. Помни о горах, которые задерживают дожди…»

Я хмыкнула, потому что горы такой ерундой не занимаются точно. Может быть, расположение земель таково, что «роза ветров» относит грозовые облака, но чтоб горы… Хотя, я не особо сильна в метеонауке…

«Береги детей и помни, что каждый из них нуждается в твоей любви, а не только Варис. Прими мое желание – дай ему свободу, и он научится жить с тем, что имеет. Грегори заслуживает большего внимания, нежели Варис….»

Письмо мужа, искренне беспокоившегося о детях, жене и землях. Ничего другого я в них точно не найду, - подумала я и выдохнула. Вероятно, если бы эти люди были моими родителями, я читала бы эти письма с упоением, прижимала к груди, представляла, как мама радуется, получив весточку. А я даже не могла представить, как они выглядели.

Грегори часто был на их могилах за стеной. Эти два холмика возле реки он прибирал раз пять за лето. Обрывал руками траву, клал цветы на большие квадратные, будто специально выточенные камни. Один раз я застала его возле могил. Выйдя из ворот, я посмотрела направо и увидела его – сидящего на земле между ними. Может, мне и показалось, но я тогда решила, что он говорит с ними.

Шаги Марии за дверью вывели меня из задумчивости. Я в последнюю секунду успела спрятать письмо под подушку.

— Я уже решила, что ты заснула, - улыбнувшись, сказала Мария, но я заметила, как пристально она осматривает комнату. Девушка не дура. Осматривается, чтобы понять, чем я тут занималась. Хорошо, что успела убрать компромат. Не очень хочется объясняться и делиться мыслями. По крайней мере, пока.

— Нашла мамин плащ и задумалась, - как можно дольше удерживая легкую, полную грусти улыбку, ответила я. – Я ведь совсем не могу вспомнить ее, Мария.

— Очень жаль, потому что она была прекрасной женщиной и удивительной мамой. Она так любила Вариса и так опекала его…

«Мда, что чуть не задушила парня своей любовью, а там, где надо было любви добавить, ее явно недоставало», - подумала я, но озвучивать свои мысли не собиралась.

Мы вернулись в кухню, осмотрели плащ, и хоть меховая подкладка выглядела очень даже хорошо, шить шубы сейчас было делом довольно муторным. Рукава будут, как и плащ, меховыми внутри. Сейчас важным было одно - не мерзнуть в дороге и на наших испытательных площадках.

— Мария, нам придется вырезать из подкладки рукава, а потом и из шерсти. Мы пришьем мех к меху на наших плащах, а шерсть к шерсти, - объяснила я и принялась освобождать большой стол.