Край чужих земель

Отсутствие рамы в окне поразило меня больше всего. Может это один из недостроенных домов? Нет, не похоже. Давно уже никто не делает окна аркой. Это модно было в девяностых, а теперь нет. Откуда я знала об этом? Из разговора соседей за высоченным забором. Точно. Они обсуждали один из строящихся домов на задних улицах поселка.

Ладно, даже если и строящийся дом, то чего я здесь забыла? Головой вертеть было больно, но отвернуться от окна и посмотреть себе на грудь я смогла. На мне лежала огромная черная шкура, а на ней сверху… подушки!

Это точно какой-то дурной сон, не иначе. Надо просто проснуться. А что сделать, чтобы проснуться? Заснуть во сне. Я закрыла глаза и с трудом заснула снова.

— Ну вот, теперь поди и оживеешь, - тот же старушечий голос проскрипел рядом, и я открыла глаза. Окно никуда не делось.

— Где я? – тихонько прошептала я и удивилась своему голосу – тонкому и тихому, как у Лизоньки. Моментально подумав, что это не я говорю, а она, я посмотрела в другую сторону.

Каменные стены кое-как завешены тканью, похожей на толстое сукно, прямо по сукну кто-то намалевал сложных цветов. Краска с них осыпается и выглядят эти цветы теперь как стена в доме под снос. Высокий, наверно, метра два с половиной, дверной проем, тяжелая деревянная дверь, обшитая железными листами. Здоровенные клепки на них то ли медные, то ли крашенные. Клепки?

Да я же не вижу почти ничего дальше своей руки. Расплывается все. Я точно сплю. И проснуться не могу. Иногда бывает такое. Сон все длится и длится.

— Я заставила курицу сварить. Кое как убедила, что тебе только бульон сейчас надо. Не брат у тебя, а зверь лютый. Велел все сделать, чтобы ты на ноги встала, а сам курицу пожалел, - пробубнила бабка, и тут я отчетливо услышала запах куриного супа. Желудок так больно сжался, что захотелось поджать ноги.

— Где я? – переспросила я опять, надеясь, что сон сейчас пойдет по какому-то новому сюжету, все изменится, но он продолжался, как фильм, в котором у старухи, видимо, была своя роль, и она планировала ее доиграть.

— Дома, госпожа, дома вы! – она снова встала передо мной. Сколько же ей лет? Сто? Она выглядела такой старой, что я почувствовала себя девчонкой рядом с ней.

— Кто вы? – не унималась я.

— Чего это вы госпожа меня на «вы»? Нельзя так, нельзя. Я старая Кариса. Вы видели меня уже, когда господина лечила. Он тогда долго лежал, как с войны пришел. Но пожил еще до весны, пожил, - она суетилась возле меня, наливая в деревянную миску бульон из чумазого котелка, стоящего на табурете.

— Господина? – переспросила я.

— Отца вашего. Нашего господина.

— Отца? – голова у меня вдруг закружилась, и я начала вспоминать все, что было до этого кошмара, который никак не хотел заканчиваться.

— Отца, отца… сейчас, попьете через край, а я не уйду, пока на ноги не встанете, а то господин, брат ваш, мне шею свернет. А он может, может, - она явно боялась кого-то. Но у меня точно не было брата!

— Сколько вам лет? – попыталась я сменить тему.

— Пятьдесят, или пятьдесят два, не больше, не больше, - ответила женщина и я поняла, что она сумасшедшая.

— А мне семьдесят два, - безо всяких эмоций ответила я, чтобы просто что-то сказать. Голос мой до сих пор был молодым, и совсем не моим.

Глава 2

К вечеру я начала чувствовать тело. Оно все затекло и хотелось повернуться на бок. Кариса, поняв, что я пытаюсь сделать, решила помочь: откинула одеяло, шубу эту меховую с ног убрала. Я, привыкшая к тому, что тело непослушное последние пять лет, начала заранее охать и подставлять локоть, чтобы перевернуться со спины.

— Давайте, госпожа, вертайтесь. Раз вертаетесь, значит полегчало, - старуха точно переживала за нее. И я чувствовала, что она совсем не из-за страха перед тем мальчишкой старается угодить мне.

— Спасибо вам, и не знаю даже, как бы я без вас, - сказала я снова не своим голосом.

Что удивило меня еще больше, чем голос, так это то, что на кровати я села, не спустив ноги на пол. Этакие кульбиты давно были отменены в моем организме. Спина жила своей жизнью и требовала, чтобы ее пожелания исполнялись. Обычно, с полчаса приходилось раскачиваться, ставя чайник, умываясь, приговаривая, что «какие наши годы, вот сейчас только расхожусь, нутро горяченьким смажу и всех победим».

Спина не болела, пальцы на руках совсем не покалывало, как бывало раньше: отлежишь бывало все конечности так, что кровь с трудом поступает.

И тут я увидела свои руки. Я не уверена, что они были мои, то есть, уверена, что это совсем не мои культяпки со старческой кожей гармошкой, сухой, как забытый с прошлого года на грядке кабачок.

— Это что? – вылетело у меня как-то само.

— Это? Где? – Кариса принялась разглядывать эти самые тонкие ручки с белоснежной, без всякой пигментации и царапин кожей.

— Это не мои руки, как тебя там? Кариса?

— Кариса, Кариса, госпожа, и руки ваши, точно, только вот исхудали. Вы раньше попышнее были, как хлеб свежий. Ну, коли начали оживать, то и руки вернутся.