Край чёрных магнолий

– В моей жизни было предостаточно голодных дней и ночей… ради людей. Да, я ненормальный вампир, – ледяной свет серебристых глаз обжег мне сердце. – Я мог выбрать путь наименьшего сопротивления, предпочесть легкую беззащитную добычу. Поймать человека в сто раз проще, чем лося или кабана, не говоря уже о зверях из волшебного мира, которые прекрасно умеют защищаться от хищников. На пороге голодной смерти, замерзающий и ослабевший, я когтями раскапывал норы полевок и кротов на промерзшем поле, но не приближался к людям. Ты не видела этого, тебя, как говорится, и в проекте не было в те времена. Но ты, и все люди, не вправе требовать от меня возврата в те страшные ночи. Не только люди – эльфы, гоблины и иже с ними также не полномочны ставить мне условия. На них я тоже не охотился. Еще и защищал их, сражался за их жизни с себе подобными. Они, и… ты передо мной в долгу. Так что оставь меня в покое, Светик... Угомонись.

Вампир прикрыл глаза и слабенько печально улыбнулся.

– Тиша!

Я понимала, что он прав. Мне стало стыдно. Я представляла, через какие испытания он прошел… Нет, я только пыталась представить. Чтобы понять, нужно быть им. Он защищал людей… всегда. Был изгнан из стаи после спасения детей охотника Константина Толмина…

В моем “лесном” сновидении, и на грифельных рисунках середины позапрошлого века, приложенным к отделовским документам Тихон был потрясающе красивым. Но разве страшен он сейчас, и разве меньше дорог мне, чем та иллюзия, тот дикий хищник сумрачного леса? Несчастный, загнанный, но готовый пожертвовать собой ради людей, которые о нем не знают, а, увидев по случайному стечению обстоятельств, от страха наделают в штаны?

– Созрели новые претензии в хорошенькой головке? – Тихон мило улыбнулся.

Удивительно прекрасные глаза, очаровательная тонкая улыбка, скользящая по соблазнительно выпуклым губам. Мягче щеки... Полнее тело, но – не ожиревшее, а жесткое и гладкое. Мускулистые руки немного шире, чем тогда, а волосы – короче. Разница так важна, что из-за нее Тихон недостоин уважения… человеческого? Недостоин любви?

Лиза видела в нем то, чего не вижу я? Или понемногу начинаю замечать?

– Претензий нет, – я не смогла сдержать улыбку. – Есть кое-что другое!

Я закрыла глаза в волнующем ожидании поцелуя. Тихон не решился, считая, что я приготовила подвох.

Я поцеловала его сама – поймала суховатые чуть теплые губы и впилась в них, чувствуя, как уменьшаются его клыки. Тихон удивился. Так мне показалось. Чуть позже поняла, что он этого ждал, но опасался, что придется мучиться со мной еще немало времени. Все было как тогда… когда все было не со мной – в лесу, затянутом туманом. Нет, пожалуй, лучше. Домашний вампир был нежнее дикого, и точно уж счастливее, его радостное волнение перетекало в меня, как… кровь?

Нащупала ручки двери в спальню Ломакиных. То, что надо. Тихон открыл дверь, и мы потащили друг друга к огромной кровати.

Могу ли я еще любить? Похоже, да! А он? Не думаю. Жажда крови – не единственная физическая потребность вампиров.

Не слишком ли быстро я сдалась? До обиды на саму себя так неожиданно размякла вся под ним, а потом во мне проснулась та же страсть, что некогда объединила Марфу и Валко, проникла в мозг из недр генетической памяти.

Убегать от себя. Непрестанно. Стараться быть кем-то другим, не слишком аномальным. Как можно ближе к людям, и как можно дальше от вампиров. Чтобы не активировать в нерабочее время ту часть себя, от которой так или иначе не получится отречься. Можно загнать ее в дальний угол, но замуровать в том углу не выйдет. Прорвется все равно. Снесет любую стену, выломает решетки своей тюрьмы.

А нужно ли спасаться бегством, или следует принять как должное, что “в груди бьется сердце вампира”? Прислушаться к этому сердцу, оно все-таки не чужое, а твое, и зла тебе, наверное, не пожелает. Столько раз оно тебя спасало в бою, и в мирной жизни поможет, не обманет?