Край бокала

Я обратилась к Мэри, и она ответила за меня, из чего стало ясно, что коллекция Бланш явно была недооценена.

— Ну, я уверена, что самая дешевая из этих вещей стоила не менее двадцати гиней, а многие и значительно дороже… Но ведь они не продавались, потому мы не назначали цены.

Я молча слушала ее, но сама не сказала ни слова ни об уникальности, ни об особой ценности каллоденской чаши. Я уже наверняка знала, кто взял ее или поручил взять другим. Я также понимала, что он не был вором. Он ведь мог купить ее за семьдесят гиней и не рассказывать мне о ее подлинной ценности. Конечно, он сумасшедший, и чашу у него надо отобрать, но он почему-то считает, что имеет на нее право, и не думает, что я, как следовало бы сделать, расскажу о нем полиции. Я вспомнила, как бережно держал он в руках бокал. Конечно, он не собирается разбивать его. И эти его странные вопросы о моих родных! Украв бокал, он хотел подать мне какой-то знак, и, конечно, я о нем еще услышу. В этом я почти не сомневалась. А потом, почему он так странно себя вел в «Белом олене», почему убежал от меня? На эти вопросы я не находила ответа, чувствуя себя совершенно сбитой с толку. Что же общего могло быть у Бланш с этим странным человеком с ангельским лицом и руками в шрамах?

Мэри осмотрела весь магазин — ничего больше не пропало. Это меня, конечно, не удивило. Сондере, подручный сержанта, довольно молодой человек, вдруг робко улыбнулся и сказал мне:

— А я нас узнал.

— Узнали меня? — удивилась я и даже чуть встревожилась. С чего бы полисмен мог меня узнать?

Он продолжал:

— Вы — та девушка, которая рекламирует шоколад Марша, правда?

Я кивнула с чувством облегчения.

— Это было здорово! Вид у вас что надо. Только они, по-моему, вас недооценили.

Как ни странно, я слегка покраснела. Этот неожиданный комплимент отчасти успокоил меня. Все правильно, я — девушка, которая рекламирует шоколад, и для него я не менее привлекательна, чем сам шоколад. Этот человек был из другого мира — простой парень, который всегда говорит то, что чувствует, даже на службе. Это польстило моему самолюбию.

Между тем сержант и Мэри уже стояли у дверей, и Керр говорил Мэри, что если обнаружится еще какая-то пропажа, то следует позвонить ему. Это не слишком серьезное преступление — кража старинного бокала, который может стоить двадцать-тридцать гиней. Вызывает интерес лишь способ совершения кражи и целенаправленность действий похитителя.

— Похоже, что это коллекционер. У нас бывали такие дела. Знаете, есть чудаки, которым нужна вполне определенная вещь. Таких найти очень трудно. Прибыль и все такое их не интересует, им надо просто втайне наслаждаться своей игрушкой. Мы гораздо лучше подготовлены к борьбе с профессионалами, чем с подобными любителями. — Он, вероятно, хотел заранее объяснить неуспех своего расследования.

Когда они ушли, а я налила виски в рюмки и стала готовить ужин, Мэри заметила:

— И все же надежды на них мало. Уж если не смогли найти два миллиона фунтов после Великого железнодорожного ограбления, то где там найти один бокал. И все же это была ценная вещь. Какой позор, что кто-то пришел в магазин и совершил кражу! Бланш была бы в ярости.

Я отвечала ей что-то неопределенное, заглядывая постоянно в тетрадку Бланш с кулинарными рецептами, но мысли мои постоянно возвращались к каллоденской чаше. Мне было сомнительно, чтобы Бланш пришла в ярость, если бы могла узнать о случившемся, — ее чувства были бы гораздо сложнее. Я начинала понимать, что есть (или была) какая-то связь между ней и этим загадочным молодым человеком, и разгадка кроется в чаше или вообще в хрустале Шериданов. Но если так, то почему он сказал, что не был знаком с Бланш? Он ведь слишком молод и не мог знать ее, когда она жила в Ирландии. Все эти вопросы мешали мне работать. Меня злило, что я, вероятнее всего, не найду ответа, если сам таинственный похититель не пожелает мне все рассказать.

Мы ужинали с большим удовольствием, но почти в полном молчании. Для храбрости я налила себе две порции бренди. Мэри удивленно подняла брови, но ничего не сказала, занявшись своими сигаретами.

— Мэри, вы не могли бы вспомнить, заходил ли сегодня один покупатель…

Я описала известного мне молодого человека, и она сразу кивнула:

— Был, был такой. Он еще купил нож из слоновой кости для разрезания книг. Высок, удивительно хорош собой и действительно говорил с ирландским акцентом.

Я рассказала ей историю каллоденской чаши. Мэри была поражена и огорчена.

— Но ведь она, должно быть, стоит тысячи фунтов!

— Так дорого? — переспросила я, опасаясь, что она права.

— Конечно. Вы не знаете коллекционеров. Если эта чаша была всего в трех экземплярах, да еще имеет историческую ценность, то они на все пойдут, лишь бы правдами и неправдами достать такую вещь… Не могу только понять, почему Бланш… Она ведь, конечно, знала о чаше больше, чем можно предположить… А вы, Мора, с ума сошли; почему вы не рассказали об этом полиции? Конечно, это сделал тот злосчастный ирландец. А еще произвел приятное впечатление! Где у нас телефон сержанта?