Край

На подоконнике в горшках росли нездорового вида цветы. Барашкова отодвинула штору в надежде утолить любопытство касательно ботанических пристрастий Сергея Сергеевича. К ее разочарованию в комнату вошел Тоцкий с двумя парующими чашками:

– Растения хозяйкины, она требует за ними ухаживать, а я на дух не переношу. Если бы они поливались одновременно по единому графику. Но нет же, одни цветы надо поливать каждый день, а другие – раз в месяц, не чаще, иначе они противно гниют.

Тоцкий поставил на стол чашки с блюдцами.

– Чтобы мебель не испортить, – пояснил он заговорщицки, – антиквариат, мать его.

Единственный в комнате стул достался Ольге. Тоцкий сбегал на кухню и принес белый табурет с шатающейся ножкой для себя.

– Чай попьем, и в бой.

– Хорошо, – кивнула она, смиренно втягивая носом ядреный запах ненавистного бергамота.

Они пили чай. Тоцкий делал вид, что всецело увлечен чаепитием, а Ольга не знала дозволенные для общения темы и долго не решалась заговорить.

– Вы книги любите? – спросила она, глядя на полку с любовной литературой.

– Люблю, но времени едва хватает на проверки школьных работ и подготовку к занятиям.

Какого рода литературу предпочитает Сергей Сергеевич, решила не уточнять.

Чай быстро закончился, Тоцкий отставил чашки и вырыл из стопки учебников древний задачник с рыжими рассыпающимися страницами и грубой коричневой обложкой, словно сделанной из слоновьей кожи. Таким, при желании, можно и убить, заехав по затылку.

– Достался в наследство от преподавателя в институте, – прихвастнул Тоцкий. – Шикарная вещь, сейчас таких не печатают.

Он открыл задачник на девяностой странице. Ольга пробежалась взглядом по задачкам. Несмотря на почтенный возраст, содержание книги почти не отличалась от современных учебников. Для Барашковой интегралы походили на таинственный шифр, посредством которого общаются между собой физики и математики, владеющие древними знаниями жрецов, не доступными простым смертным вроде нее.

– Давай начнем с упражнения пять точка семь, – предложил Тоцкий. – Ты в этом вопросе путаешься.

Ольга пожала плечами. Ее познания в математике позволяли путаться в любой теме. Если не умеешь плавать, наплевать, на какую дистанцию делать заплыв – сто метров или километр, все одинаково недосягаемо.

Тоцкий принялся объяснять расчет производных, их геометрический смысл и их отображение в виде величины угла касательной в точке на графике.

Ольга рассеянно слушала, кивала, но он подспудно осознавал отсутствие мыслительного движения. Они оставались в исходной точке – он давал однотипные упражнения, но она не справлялась и с ними.

Она сидела расстроенная и рассеянная, и Тоцкий прямо спросил:

– Ты не можешь сосредоточиться? Перенесем занятие на другой день?

– Нет, все хорошо, – заверила Барашкова. – Постараюсь быть повнимательнее.

Он объяснял снова и снова. Он ценил старания, но хотелось результата. Он словно бежал по болоту и вяз на каждом шагу, не имея возможности достигнуть безопасной суши.

– Нельзя же настолько не понимать! – не выдержал он. – Это же элементарно!

Ольга поникла, уткнувшись в тетрадь. Он с опозданием сообразил, что у нее глаза на мокром месте. «Этого еще не хватало», подумал, растерявшись.

– Барашкова, – он говорил спокойно, не желая ухудшать ситуацию, но получалось сухо и официально. – Не нужно плакать, легче не будет.

Поток слез стал вдвое обильнее. «Плохой из меня утешитель», подумал Тоцкий и пожалел о решении связаться с репетиторством.

Наконец, Ольга поглядела на него мокрыми глазами.

– Еще чаю сделать? – предложил он, спасаясь от натиска тяжелого взгляда.

Она отрицательно мотнула головой. Молниеобразными полосками потекла тушь, и лицо Барашковой превратилось в зрелище не для слабонервных.

– Тебе надо умыться, – он повел ее в ванную.

Ольга покорно шла следом, почти перестав хлюпать носом. Воды в кране не оказалось, и Тоцкому пришлось поливать ей из ковшика. Ольга ополоснулась и повернулась к нему, спросив:

– У меня лицо чистое?

Тоцкий посмотрел и заметил на ее носу веснушки.

– Вроде бы.

Он передал ей полотенце. Она тщательно вытерлась. Возникла неловкая пауза, во время которой Тоцкий обдумывал дальнейшие действия – продолжать занятие или перенести на другой день? А еще лучше прекратить бесплодные попытки затолкать алгебру и начала анализа в симпатичную, но не пригодную для этого головку с мокрыми зелеными глазами.

– Сергей Сергеевич, – прошептала Ольга. – Я вам нравлюсь?

Он подсознательно ожидал вопроса со звездочкой и одновременно побаивался, хотя и проходил теоретическую подготовку.

Преподаватель педагогики Алексей Алексеевич Ушинский, мужчина лет шестидесяти, в начале одного из занятий выгнал девушек из аудитории, объявив, что у них сегодня «окно» и они могут заняться, чем душа возжелает. Когда последняя студентка исчезла, Ушинский видом заговорщика запер дверь изнутри.

– Хочу поговорить о самом щекотливом месте в вашей возможной педагогической карьере.

Аудитория напряглась в ожидании.

– Мужчина, как известно, существо любвеобильное, – продолжал Алексей Алексеевич, – По собственному богатому опыту говорю.