Край

Не желая рассиживаться, он вытянул из кармана онемевшую от холода руку и положил на салфетку кусочек краенита, покрытый капельками росы.

– Это то самое? Оно безопасно?

Саня кивнул. Она осторожно взяла образец двумя пальцами, словно червяка.

– Какое холодное и скользкое, – удивилась она, вытирая пальцы о салфетку. – Из холодильника?

– Нет, оно всегда такое.

Он понял, что таинственные покупатели о свойствах краенита понятия не имеют, поэтому его дико интересовало, зачем покупать то, что не знаешь, как использовать.

Женщина продолжала разглядывать «товар».

– Где гарантии, что это не стекло из морозилки? – спросила она.

Саня задумался. Не мог же он, в самом деле, приложить сертификат соответствия с подписью Кольцова и печатью института.

– Попробуйте разбить, – предложил он. – Краенит не бьется. Это самое прочное вещество из известных человечеству.

– Вряд ли тут обрадуются осколкам на полу, – заметила женщина. – Это будет выглядеть странно.

Саня, и без того чувствовавший себя неловко, разнервничался еще сильнее, схватил образец и опустил в кружку с чаем. Вода под призмой прогнулась, словно смола. Он подержал краенит в чае, затем вынул и продемонстрировал, что кусок остался абсолютно сухим.

– Потрогайте, – предложил Саня.

Женщина осторожно коснулась поверхности.

– Холодный, – сказала она нерешительно.

– Чай можете пить дальше. С ним ничего не случилось, он лишь остыл. Это безопасно.

Она с сомнением посмотрела на кружку и решила воздержаться, отодвинув от себя чай.

– Хорошо, допустим. Тогда следующий вопрос, откуда он у вас?

Саня занервничал.

– Вам не безразлично? – ответил он грубее, чем ему хотелось. – Вы покупаете или нет? Могу вернуть на место.

Она посмотрела на взъерошенного Саню и решила больше не терзать допросами.

– Хорошо, – из сумочки цвета шкуры зебры достала конверт и передала Сане. – Вас устроит оплата?

Он заглянул внутрь и небрежно перелистал купюры. Сумма превышала ожидания. Сердце екнуло от предвкушения.

– Да, – он старался казаться хладнокровным, чтобы не выдать переполнявшую его радость.

– Тогда сделка завершена, – объявила женщина, заворачивая краенит в салфетку и укладывая в сумку.

Саня встал, собираясь уйти, но решил напоследок задать вопрос:

– Зачем он вам?

Она на секунду запнулась.

– Тебе не безразлично? Хочешь продать или нет?

– Беспокоюсь, чтобы он нигде не «всплыл», – признался Саня. – Тогда меня быстро найдут и подвесят за…

– Не переживай.

Он на ватных ногах вышел из кафе, чувствуя одновременно и радость, и нарастающее беспокойство. Сердце колотилось в груди, а мысли скакали, будто зайцы, непрерывно сменяя друг друга, словно кадры в диафильме, которые крутил дедушка семилетнему Сане.

Надо купить Лерке одежду на лето и заменить стиральную машину на новую… что делать, если о краените узнают… а вдруг кто-то поинтересуется, откуда взялись деньги… интересно, кто эта женщина и зачем ей нужен кусочек Края…

Саня брел по улице в глубокой задумчивости, забыв об окружающих. Ноги шли, глаза видели только маленький пятачок дороги перед собой, а периферическое зрение отключилось вовсе. Он натыкался на других прохожих и едва не опрокинул мусорный бак. Ему казалось, что он то пружинит на кончиках пальцев на каждом шаге, то грузно бьется пятками об асфальт.

«Ольга», – неожиданно вспомнил Саня. Несмотря на старания, в памяти постоянно всплывал ее портрет с прикушенной губой, нарисованный углем на альбомном листе ее одноклассником.

Закрутилась пластинка из тысяч «Почему?», и ему стало так жалко самого себя, что от нахлынувшей тоски захотелось сначала завыть, а потом пойти в магазин и купить что-то сладкое, а еще лучше кусок мяса, чтобы заесть печаль. Сердце скукожилось в микроскопический камушек.

Раздался визг тормозов, и Саня почувствовал сильный толчок в бок. Падая, он увидел красный глаз светофора, превратившийся в длинную размазанную линию.

Из прошлого возник кадр того самого диафильма «Умка», который в детстве нравился ему больше всего – на фоне бескрайнего неба-моря плыло солнце в виде оранжевой рыбы, состоящей из множества вложенных кругов. Потом рыбу-солнце проглотила белобрюхая акула, и стало темно.

24.

Марина продолжала беззаботно спать, собрав под себя одеяло и зажав его между ногами. Платон посмотрел на приятно изгибающуюся линию ее бедра и с трудом поборол искушение провести по нему ладонью, чтобы случайно не разбудить.

Маринкины темно-русые волосы рассыпались в беспорядке по подушке. Сама же Маринка продолжала сопеть, приоткрыв рот и демонстрируя верхние зубы.

Они жили в одном дворе, и некоторое время встречались, но с окончанием школы Платон уехал в столицу и их пути разошлись. В детстве она была далеко не так привлекательна – худенькая девочка-подросток с угловатыми коленками и нескладной фигуркой, но возраст добавил ее формам той округлости, которая нравилась Платону – ему вообще были по нраву женщины в теле. Маринка к этому времени успела сбегать замуж, родить сына, развестись и устроиться воспитателем в тот же детский сад, где работала Лизка. «Черт, опять Лизку вспомнил».