Крабат

Вот он увидел ряд плоских продолговатых холмиков в свете утреннего солнца: один был в точности как другой, без опознавательных знаков, без различий. Похоронили ли Тонду с левого конца ряда или с правого? Расстояние между холмиками было неодинаково. Возможно, место погребения Тонды лежало где-то посередине.

Крабат растерялся. В его памяти не осталось ничего, на что он смог бы положиться. Всё было белым вокруг, когда они хоронили Тонду, всё ровно засыпано снегом.

«Ведь так не должно быть», — подумал Крабат.

Медленно шагал он вдоль ряда и клал на каждый холмик по цветку ятрышника. Напоследок у него остался один лишний. Он покрутил стебель между пальцев, рассмотрел его и сказал:

— Следующему, кого мы будем здесь хоронить…

Затем он выронил цветок — и только тут, за краткое время, в которое тот успел коснуться земли, Крабату стало ясно, что он сейчас сказал. Он ужаснулся, но слово не возьмёшь обратно, а цветок лежал там, где лежал: у верхнего края ряда, между холмиком, самым дальним справа, и опушкой.

Дома на мельнице никто, казалось, не заметил, где побывал Крабат, и всё же один человек украдкой наблюдал за ним — Михал. Вечером он подошёл поговорить с Крабатом с глазу на глаз.

— Мёртвые мертвы, — сказал Михал. — Я уже один раз говорил тебе это, и я говорю тебе это ещё раз. Кто умирает на мельнице в Козельбрухе, будет забыт, как если бы его никогда не было: только так остальным можно жить дальше — а жить дальше надо. Обещай мне, что ты будешь этого придерживаться!

— Я обещаю.

Крабат кивнул — но, кивая, он знал, что пообещал нечто такое, чего он выполнить не хотел и не мог.

* * *

Работа над новым колесом длилась, в целом, добрых три недели. Они не использовали для этого ни одного гвоздя. Детали точно пригонялись одна к другой и соединялись шипами; позже, когда колесо поставят в воду, шипы разбухнут — это будет держать лучше, чем любой клей.

В последний раз Сташко убедился, что все мерки сходились и всё было как надо, потом он пошёл к Мастеру доложить ему, что колесо готово.

Мастер назначил на следующую среду День подъёма колеса. Теперь ему надо было бы послать весть всем мельникам в округе и пригласить их вместе с их мукомолами на этот день к себе, как того требует обычай. Но мельник Козельбруха ни во что не ставил подобные обычаи, до мельников-соседей ему не было никакого дела, он заметил: «Зачем нам чужой народ на мельнице? С подъёмом колеса мы справимся и одни».

Для Сташко, Крабата и Кито оставалось ещё достаточно дел до среды. Старое колесо вместе с лотком следовало обнести крепкими лесами; их задача была — позаботиться о тросе, о лебёдке и шкиве; также готовили носилки, ролики и рычаги и прочий строительный лесоматериал.

Во вторник вечером парни перевили спицы нового колеса гирляндой из листьев, а Сташко напоследок воткнул в неё несколько цветков. Он был горд своей работой — пускай и остальные заметят.

Среда началась с того, что Юро подал им на завтрак пирожки с салом. «Потому что я думаю: если у вас будет что-то хорошее в животе, вы лучше возьмётесь за дело. Так что ешьте досыта — но не обжирайтесь!»

После завтрака они пошли к рабочей площадке, где их уже ждал Мастер. Там, как указал им Сташко, они подложили носилки под колесо, трое с одной стороны ступицы и трое с другой.

— Готово? — крикнул Сташко.

— Готово! — крикнули мельник и подмастерья.

— Ну, поехали! Подни-май!

Они потащили колесо на носилках к мельничному ручью, где уложили его возле лесов на лугу.

— Не торопитесь! — кричал Сташко. — Очень осторожно, чтобы оно не вышло из пазов!

Михал и Мертен взобрались на леса, они с помощью шкива и нескольких тросов позади старого колеса подвесили мельничный вал на перекладину. Теперь парни могли своими шестами и рычагами спихнуть колесо с переднего края вала, поднять из лотка и унести прочь.

Новое колесо было поднято, перенесено к лотку и стоймя опущено вниз — на столько, чтоб ступица была на той же высоте, что мельничный вал. Теперь следовало надвинуть кольцо ступицы на вал. Сташко вспотел от волнения. Он спустился в жёлоб — вместе с Андрушем — и оттуда отдавал свои команды.

— Слева чуть отпустить — а потом медленно пошли… Теперь справа на ладонь ниже… И осторожнее, не перекосите его!

Всё хорошо шло до сих пор — но тут Андруш хлопнул руками над головой и выругался.

— Взгляни! — крикнул он Сташко. — Что за туфту ты сделал! — он показал на дыру ступицы. — Ты сюда на крайняк ручку метлы вставишь, но чтоб мельничный вал — никогда!

Сташко перепугался, покраснел до ушей. Он же всё тщательно и точно измерил — и, однако, теперь дырка ступицы оказалась слишком маленькой, такой маленькой, что даже Юро бы это точно заметил, просто на глазок.

— Это… я не могу… объяснить, — пробормотал Сташко.

— Не можешь? — спросил Андруш.

— Не могу, — сказал Сташко.

— А я могу! — заметил Андруш, усмехнувшись.

Другие уже давно заметили, что он просто играет со Сташко свои шутки. Теперь же он щёлкнул пальцами — и мгновенно всё снова было в порядке: дыра ступицы оказалась правильной величины, и, когда они насадили колесо на вал, оно подошло тютелька в тютельку.