Иногда Мастер посылал мукомолов парами или по нескольку человек по деревням с поручениями, чтобы дать им возможность применить знания, полученные в Школе Чернокнижия.
Однажды утром Тонда подошёл к Крабату и поведал:
— Сегодня мне с Андрушем надо в Виттихенау на скотный рынок. Если хочешь пойти с нами — Мастер согласен.
— Чудно, — сказал Крабат. — Хоть разок что-то другое, кроме вечной перемолки!
Они направились по лесной тропе, которая выходила на просёлочную дорогу у Нойдорфа-Тайхгауса. Был чудесный солнечный июльский день. На ветках трещали сойки, до слуха доносился стук дятла, роящиеся пчёлы и шмели наполняли малинник своим мерным жужжанием.
Крабат заметил, что у Тонды и Андруша были такие лица, с какими ходят на ярмарку. Причина, конечно, крылась не только в чудесной погоде. Да, Андруш и так обычно был весельчак и всегда в хорошем настроении, но чтобы Тонда довольно насвистывал, случалось редко. Время от времени он щёлкал кожаной плетью.
— Ты, видно, тренируешься, — заметил Крабат, — чтобы получалось на обратном пути?
— На обратном пути?
— Думаю, нам нужно в Виттихенау быка купить.
— Напротив, — заметил Тонда.
В этот миг за спиной мальчика раздалось: «Муу!» Когда он повернулся, там, где только что был Андруш, стоял жирный бык, красно-пёстрый, с гладкой шкурой, и дружелюбно на него таращился.
— Э-э! — сказал Крабат и протёр глаза.
Тонда внезапно тоже исчез. На его месте стоял старый сорбский мужичок, в лаптях, в льняных штанах, обвязанных выше лодыжек ремешками, с верёвкой поверх рабочей рубахи, в засаленной шапке с облезлой меховой опушкой.
— Э-э! — сказал Крабат во второй раз, тут кто-то хлопнул его по плечу и рассмеялся.
Когда Крабат обернулся, он снова увидел Андруша.
— Где ты был, Андруш? И куда делся этот бык, который только что стоял, где ты сейчас стоишь?
— Муу! — сказал Андруш голосом быка.
— А Тонда?
На глазах Крабата крестьянин снова превратился в Тонду.
— Ах вот как? — понял парнишка.
— Да, — сказал Тонда, — вот так. Мы с Андрушем принарядимся для скотного рынка.
— Ты хочешь его… продать?
— Мастер желает этого.
— А если Андруша зарежут?
— Напрасно беспокоишься! — заверил Тонда. — Когда продадим Андруша, надо будет только оставить себе верёвку, на которой мы его приведём — тогда он сможет в любое время превратиться снова, в кого угодно.
— А если мы уступим верёвку?
— Не смейте! — крикнул Андруш. — Тогда мне придётся до конца своих дней оставаться быком и жрать сено с соломой — имейте это в виду и не сломайте мне жизнь!
Тонда и Крабат со своим быком наделали шуму на скотном рынке Виттихенау и вызывали всеобщий восторг. Торговцы скотом сбежались отовсюду и окружили их. Несколько горожан и некоторые крестьяне, которые уже выручили серебро за своих свиней и коров, тоже столпились вокруг. Такого жирного быка встретишь не каждый день — тут следовало действовать, пока кто-то другой не увёл прекрасного зверя из-под носа!
— Сколько стоит этот парень?
Торговцы скотом со всех сторон уговаривали Тонду, крикливо надвигались на него вплотную. Мясник Краузе из Хойерсверды предлагал пятнадцать гульденов за Андруша, кривой Лойшнер из Кёнигсбрюка — шестнадцать.
Тонда покачал на эти предложения головой.
— Маловато, — пояснил он.
Маловато? У него, видно, с головой непорядок! Или он их держит за дураков.
Дураки или нет, заметил Тонда, это лучше всего знать самим господам.
— Ладно, — сказал Краузе из Хойерсверды, — даю тебе восемнадцать.
— За восемнадцать я его лучше оставлю себе, — проворчал Тонда. Не отдал он его и Лойшнеру из Кёнигсбрюка за девятнадцать, и крестьянину-переселенцу Густаву из Зенфтенберга за двадцать.
— Так иди хлопни рюмку со своим быком! — выругался мясник Краузе, а Лойшнер хлопнул себя по лбу и крикнул:
— Я должно быть совсем тупой, так разоряться! Я предлагаю тебе двадцать два, и это моё последнее слово.
Казалось, будто бы торг зашёл в тупик. Тут через толпу протолкался, отдуваясь на каждом шагу, как морж, нескладный толстый человек. Его жабье лицо с круглыми выпученными глазами блестело от пота. Он был в зелёном фраке, усеянном серебряными пуговицами, шикарная цепочка от часов висела поверх красного бархатного жилета, а на поясе — хорошо всем видный пухлый кошелёк.
Бычий Бляшке из Каменца был самым богатым и самым ловким из всех торговцев скотом окрест. Он оттолкнул Лойшнера и переселенца Густава в сторону, потом крикнул своим звучным грохочущим голосом:
— Как, к лешему, попал этот жирный бык к этому тощему крестьянину? Я беру его за двадцать пять.
Тонда почесал за ухом.
— Маловато, господин…
— Маловато? Ну, слушай!
Бляшке достал большую серебряную табакерку, откинул крышку, протянул Тонде: «Не угодно ли щепотку?» Сначала он нюхнул сам, затем дал понюхать старому сорбу.
— Апчхи — значит, правда!
— Будьте здоровы, господин!
Бычий Бляшке высморкался в большой клетчатый носовой платок.
— Итак, двадцать семь, чёрт с тобой — и давай его сюда!
— Маловато, господин.
Бляшке побагровел.
— Эй — за кого ты меня держишь? Двадцать семь за твоего быка и ни грошом больше, или я не Бычий Бляшке из Каменца.