Крабат

— Мне не нравится, — сообщила Герда, подходя и становясь рядом. — Гора — она солнце заслоняет. Вроде как тучу в землю вкопали… Можешь меня никуда не относить, Кай. Ингрид в номере нет. Ушла.

Подумала немного.

— Это плохо.

— Потому что сразу в троих влюбилась? — уточнил Марек, берясь за шляпу.

Девочка взглянула выразительно.

— Это не смешно, Кай.

Марек Шадов вспомнил виденный им неясный силуэт. Ничего особенного, зубочистка в бриллиантах и в платье из журнала мод.

— Такие, как она, Герда, много о себе воображают. Принца ждут, чтобы на белой лошади приехал — и в ножки упал. Некоторым приходится ждать очень долго.

Сказал — и язык прикусил. Поздно! Сзади сердито засопели.

— А принцы, между прочим, по вечерам неведомо куда уходят. И даже галстук не надевают. Вот возьму — и спрошу!

Марек взялся за дверную ручку, оглянулся.

— Вот возьму — и отвечу.

Герда покачала головой:

— Не надо, Кай. Я же маленькая, а не глупая… Может, все-таки дать тебе пистолет?

* * *

— Ничего не успеваю, Марек, хоть плачь! Завтра утром еду в Берн по делам клиентов, а там паника, немцев ждут. Швейцария обратилась в Лигу Наций за защитой. Не выйдет, Конфедерация-то и вступила в Лигу с условием, что иностранные войска не будут входить на ее территорию. Словами Гитлера, увы, не удержать. Из Берлина обещают прислать кого-то важного для подписания документа об особых правах немецких кантонов, а в Вене, между прочим, завтра плебисцит по поводу аншлюса. Такая вот «Песнь о Нибелунгах»… Это понятно, а вот что с вами, Марек, делать, ума не приложу.

— Ничего делать и не надо, мистер… Ну, никак не привыкну, Лекс! Давайте прикинем… Приедет кто-то важный, подпишет, не подпишет — это еще два-три дня. Войска с ходу не введут, сначала ультиматум, статьи в «Фолькише беобахтер»… На все — неделя, не меньше. Кроме того, сейчас в отеле целая толпа в черной форме с киношниками. Не думаю, что сюда сбросят воздушный десант, им Северная стена нужна. А мы с девочкой дождемся Ильзы — и спокойно отчалим.

— Спокойно — не выйдет в любом случае, Марек, уж поверьте. Но — допустим. Однако в ваш план следует внести одно очень важное уточнение. Если увидите своего брата — бегите немедленно, даже не думая.

— Белый клоун, Черный клоун… Принимается. Сам бы я не уехал, взглянул бы в глаза, но Герда… Нет, не хочу рисковать.

— И правильно. А у меня к вам, Марек, будет просьба. Присмотрите пока за баронессой фон Ашберг-Лаутеншлагер. Она — из числа моих клиентов, хотя об этом и не догадывается. Ваша дочь ее знает.

— Ингрид? А-а… А как за ней присматривать?

— Инфантильная особа с претензиями не по уму — и, одновременно, не слишком счастливая девушка, к тому же, подозреваю, невезучая почти до безнадежности. В общем, назначаю вас, Марек, доктором Ватсоном. Крутитесь! Полезет на Эйгер, берите за ухо и тащите вниз.

— А мне на Эйгер можно?

— Можно, Марек. Только вернуться не забудьте.

* * *

Индеец — горбоносый профиль под густыми перьями — обнаружился прямо над колесом, рядом с номером. И в целом мотоцикл пришелся Мареку по душе — сильный красно-черный зверь с наглой надписью «Dollar» на всех возможных поверхностях. А уж рычит, заслушаться можно!

— Садитесь! — Роберт-пилот, успевший удобно устроиться за рогатым рулем, кивнул на заднее сиденье. — Как говорится в одном романе, «Jeh, prokachu!»

Встретились у Нового корпуса. Летчик возился с мотоциклом. Увидев, махнул рукой, заулыбался. Нашел клиента!

— Садитесь, садитесь! Техника надежная.

Марек, однако, не спешил. Роберт ему понравился, мотоцикл тоже, но вот грунтовка, особенно та, что после поворота… Трава, острые камни, пара весьма подозрительных колдобин. Сначала тряхнет раз, потом еще, еще…

— А может, я свой «Лоррен-Дитрих» возьму? Его только завтра разбирать начнут. Дорога больно паршивая.

Грозный рык смолк. Роберт, взглянув странно, не спеша слез с мотоцикла. Подошел ближе.

— Не хотел вам говорить. Вы, Марек, не мой подчиненный, слушаться не обязаны…

Бесцветные глаза ударили нежданным огнем.

— Иначе бы я снял вас с задания и отправил на родину с таким рапортом, что вашей недоступной мечтой стала бы должность участкового где-нибудь за полярным кругом.

Марек Шадов сказанное оценил. Но не проникся.

— А что такого? «Народный автомобиль — показательный рейс!» У меня и документы есть. Общество «Сила через радость», там столько идиотов, что всякий поверит.

— Нет, Марек! — Летчик безнадежно вздохнул. — Это уже трибуналом пахнет. С ума сошли? Одна из самых престижных машин в Европе, да еще французская! Это после того, как Гитлер запретил выпускать «Хорхи», потому что «Летящее ядро» не по карману рядовому немцу?[74] Представляете, какие пошли разговоры? А потом вся Германия увидит настоящий «народный автомобиль», сравнит… Да лучшей антифашисткой агитации и придумать нельзя!

— Тогда чем вы недовольны? — искреннее удивился шеф показательного рейса.

Роберт сглотнул, попытался что-то ответить, но не выдержал — захохотал.

7