Крабат

Чуть подумал — и выстрелил навскидку. Раз, другой, третий… Она отвернулась.

— Вот и все, — ладонь босса вновь легла на ее плечо. — Генерал умрет на рассвете! Конец фильма, большие буквы «The End». Пошли, Лиззи, ну их всех к китайскому дьяволу!..

Женщина вдруг подумала, что так же равнодушно, почти шутя, О'Хара может убить и ее, и ее дочь. К китайскому дьяволу…

* * *

— Хочешь о чем-то спросить, Лиззи?

Джонка — смертельно раненая утка — осталась где-то вдали. Скоро Шанхай, вокруг — тихая черная гладь Хуанпу, спящие лодки у близкого берега. Огоньки…

— Да, — решилась она. — Почему ты — сам? Главнокомандующие в атаку не ходят.

О'Хара кивнул, словно ожидал именно этого вопроса. Обнял, поцеловал в щеку.

— Ты права, не ходят. Но некоторые вещи надо делать самому, чтобы потом не было сомнений. Спать стану спокойнее!

Она запомнила. Убила сама, не поручая никому. И спала спокойно.

Генерал умрет на рассвете… О'Хара ошибся, до рассвета было еще далеко.

* * *

— …И что же дальше, мадам?

Сосед по столу даже забыл о бокале с вином. Поднял, поднес к полным губам, да так и замер. Женщина пожала плечами:

— Дальше был трап — и мы поднялись на джонку. А там — ничего, только огоньки. Очень много огоньков.

6

Хинтерштойсер понял, что ему страшно, но вслух сказал конечно же совсем иное:

— Х-холодно!

Итальянцы взглянули сочувственно, Курц же — удивленно.

— Свитер достань, я давно надел. Тебе рюкзак передать?

Андреас отмахнулся. Не поможет свитер! Когда он только кончится, этот тоннель! Взгляд скользнул по черноте, заступившей окна, и Хинтерштойсер чуть не зажмурился. Устыдился, конечно, но делу это не помогло. Страшно — и баста!

Что такое «Basta!», Джакомо уже объяснил. Хватит! Тоннеля с него точно хватит. Как въехали, так и заныло сердце. Казалось бы, не с чего, мало ли он тоннелей повидал?

Они были в самом чреве Огра. Многокилометровый проход прогрызали сквозь Эйгер целых четырнадцать лет. Прогрызли. И теперь поезд неспешно двигался под неимоверной каменной толщей. Пассажиров стало заметно меньше, более половины сошло на перевале с непроизносимым именем Юнгфрауйох, что между Менхом и Юнгфрау-Великаншей. Дорога резко пошла на подъем, затем нырнула прямо в скальные глубины, и Андреасу почудилось, будто гора мягко, беззвучно легла ему на плечи.

Остальные держались бодро, но тоже притихли. Что могли, обсудили, кого хотели — вспомнили. Многого Хинтерштойсер не знал, а узнал — не обрадовался. Ефрейтор собирается к Эйгеру, французы же, напротив, отказались. Кто-то сослался на плохую погоду, но ребята из группы «Бло» врезали прямо: если Гитлер, то нам там не быть. А Пьер Аллэн добавил: «Это уже не спорт!»

Австрийскую команду, напротив, снарядила армия, но флаг ребята взяли не свой, а рейховский, со свастикой. Кажется, аншлюс — уже дело решенное.

Политика, fick dich!

Хинтерштойсер зябко повел плечами, взглянул на циферблат «Гельвеции» и затосковал. Надо было ехать с баронессой на авто, от друга Тони не убыло бы…

Кстати!

Курц сидел рядом, итальянцы напротив. Рыжий Чезаре, чем-то явно недовольный, громкой скороговоркой объяснялся с приятелем. Тот внимал молча, но кривился.

— E se la corda non e abbastanza, balordo? Babbeo! Che cosa sta, grullo, per appendere?

Судя по жестам, речь шла о самой обычной веревке. Красив итальянский язык!

Ни к месту вспомнилось: «Не взял веревку, такая вот беда».

Ну его!

— Тони!

Не проговорил, прошептал. Поманил пальцем. Курц, моргнув удивленно, наклонился.

— Тони, у нас как с Ингрид? Мир или война?

Приятель подумал немного и тоже зашептал в самое ухо:

— Не знаю. Она же еще девчонка совсем, такой в радость парнями командовать. Дорвалась! Молодец, конечно, но не ходить же нам перед ней строем!..

Спорить не приходилось. Андреас вспомнил шумный Бубенбергплац, ее взгляд — темные тучи в светлом северном небе. «Молчите, Антониус. Я на вас очень зла. Нельзя лгать в глаза!»

— А чего ты там ей говорил? На площади?

Курц оглянулся по сторонам, склонился пониже. И — еле различимым шепотом:

— Извинился.

— То есть? — Хинтерштойсер даже за голосом не уследил. — Сказал, что все наоборот? Она не хорошая, не замечательная и некрасивая?

Тони закусил губу:

— Нашел время и место!.. Я ей сказал, что такие слова не используют как аргумент в споре.

Андреас почесал стриженый затылок и рассудил, что для него все это слишком сложно. Впрочем, долго ему размышлять не пришлось.

— Signore! Signore! Arrivato!..

Перевода не требовалось. Приехали! Солнце! Слева и справа, изо всех окон. И — летняя небесная синева. Хинтерштойсер глубоко вдохнул. Выдохнул… Все в порядке, Огр их отпустил. Зря он боялся!..

…Нет, не зря.

— Станция будет справа, — тараторил всезнающий Джакомо. — То есть не будет, вот она! «Айгерглетчер»!..

— Рюкзаки! — ударил голосом Курц.

Поезд уже тормозил, и вся четверка поспешила вперед, к тамбуру. Идущий впереди Чезаре, бросив взгляд за окно, удивленно оглянулся.

— La vostra auto sul posto, Andreas!

— Твою машину подали! — так же на ходу перевел Джакомо.

Хинтерштойсер чуть не задел ногой за сиденье. Выпрямился, мотнул головой.

— К-какую?