Крабат

Кольца Гиммель, две сомкнувшиеся ладони, лежали у нее в сумочке. Маленькая, на два спичечных коробка, шкатулка — память о джазовом концерте, на котором им так и не удалось побывать. Ильза Веспер, почувствовав, что не сможет бросить их под черную воду, думала вернуть. Но так и не решилась.

Расставаться без слов было слишком жестоко, и она сказала единственное, что пришло на ум:

— Прощай! И прости!..

Марек Шадов отшатнулся, сжал кулаки:

— Нет! Никогда!..

— Почему? — Женщина заставила себя улыбнуться. — Мы все живы, и, дай бог, проживем еще долго. Нам было очень хорошо вдвоем, Марек. Вспомни! Положено прощать даже врагов. Почему для меня исключение?

— Я тебя люблю.

* * *

Гертруда Веспер встретила ее возле запертых дверей номера — в полосатой пижаме и пушистых тапочках. Курила, стряхивая пепел в мыльницу. Женщина, все поняв, отперла дверь.

— Заходи!

Сигарету отбирать не стала, пододвинула поближе пепельницу и, щелкнув зажигалкой, закурила сама. То, что сейчас придется сказать, она тоже продумала, проговорив про себя не один раз. Знала, что дочь не простит, и заранее смирилась. Так даже проще. Хорошую частную школу, в глубинке, в самом сердце солнечного Прованса, она уже подобрала. Гертруда будет там в безопасности — до зимы, когда решится вопрос с переездом в Штаты.

Отрезано! Уже не болит. Почти…

Ильза Веспер решила начать разговор после того, как сделает последнюю затяжку. Дочь ее опередила, затушив сигарету первой.

— Сказка про Снежную Королеву кончилась, мама.

— Да, — неохотно согласилась она. — Сказки всегда кончаются, девочка. Мне очень жаль, что это случилось сейчас. Марек мог бы стать тебе хорошим отцом.

Дочь поглядела ей в глаза, и женщина вспомнила, что означает такое привычное имя. Гертруда — Сила Копья.

— Нет, мама. Мой отец — Шарль Грандидье, lieutenant de vaisseau Национальных военно-морских сил Франции. Его убили в Шанхае, когда он выполнял секретное задание.

На этот раз женщина не смогла выговорить короткое «Да», просто кивнула. Гертруда, подождав, пока мать загасит сигарету, отодвинула пепельницу. Локти — на скатерть, подбородок — в ладони.

— У тебя, мама, осталась его фотография. Ты ее прячешь, но я нашла. На обратной стороне — фамилия и адрес в Париже. Когда мы приехали в Берлин, я написала письмо.

Ильза Веспер на миг прикрыла веки, заставляя себя забыть, что перед нею — десятилетняя девочка, ее плоть, ее кровь. Разговор будет на равных.

Королева — против Королевы.

— Ты — незаконнорожденная, Гертруда. Родители Шарля и слышать не хотели о браке. В Шанхае меня продали в публичный дом. Я вырвалась, но такое не смоешь, даже с кожей не сдерешь. Лейтенант французского флота не мог жениться на мадам Баттерфляй.

Дочь сжала губы.

— Я так и написала, мама. Мне не нужно от них ни фамилии, ни денег. Просто пусть знают, что я есть. Ты дала Мареку копию свидетельства о рождении, я пошла к нотариусу и тоже сняла копию. И фотографию выбрала, самую лучшую.

Ильза Веспер горько пожалела о том, что отпустила мальчишку. Сказка про Кая и Герду не кончилась. Зеркало тролля смотрело ей в глаза.

— Ответ пришел через полгода. Наверно, проверяли, писали в Шанхай. Мой дед, он тоже моряк, contre-amiral, разрешил присылать ему письма и открытки на праздник. Не обещал ничего, но я ничего и не просила. Адмирал ничем не рисковал, правда, мама?

— Очень умно, — кивнула она. — Какая же ты маленькая расчетливая дрянь!

Герда улыбнулась.

— Спасибо, мама. Потом мы стали переписываться, а потом адмирал приехал в Берлин. Марека тогда не было, а когда он вернулся, я сказала, что у нас гостил мой дальний родственник. Бывают же у людей родственники! Вот тогда мы с дедом договорились, что мне делать, если станет совсем плохо.

Ильза Веспер едва сдержалась, чтобы не ударить собственное отражение. Знала — не поможет. Осколки вонзятся в сердце.

— Вчера, когда мы остановились пообедать, я сказала тебе, что зайду в магазин. А зашла на почту и отправила телеграмму. Дед знает, что я в Швейцарии, неподалеку от Лозанны. Завтра, если я не дам отбой, меня будет искать вся французская армия.

— Ты… Ты кое-что забыла, — слова рождались с трудом, цепляясь друга за друга. — Ты моя дочь. И никакой адмирал, никакой суд…

Взгляд из глубин зеркала был так холоден, что губы Ильзы Веспер обратились в лед.

— Немецкий суд, мама. Здесь уже — Франция. У тебя нет французского паспорта. А на суде станут задавать вопросы. Я подскажу своему адвокату, какие именно. Но зачем нам суд? Дед приедет и меня заберет. Я не стану тебе больше мешать, мама.

Пепельница врезалась в пол, покатилась, теряя окурки.

— Убирайся!

Дочь была уже на пороге, когда женщина, не сдержавшись, ударила криком.

— Это все из-за него? Из-за мальчишки, без которого жить не хочешь? Может, ты и в постель к нему прыгала?

Гертруда Веспер поступила, как истинная Королева. Не услышала.

2