Крабат

— Ты, внук. И вы, госпожа Веспер. Слушайте! В ближайшие месяцы большой войны не будет, Гитлер получил все, что хотел, даже с избытком. Войны он не хочет, она ему совершенно не нужна. Но через несколько лет Германия все равно начнет очередную Мировую. Европа сейчас уже ничего не решает, она лишь — шахматная доска, одна из нескольких, на которой идет Большая Игра за право владеть миром. Штаты готовятся сокрушить Британскую Империю. Нет, не своими руками, ее заставят сражаться на два фронта — на Тихом океане и в Европе. Там спустят с цепи японцев, здесь — Бесноватого. Это сделать просто, достаточно отрубить кредитные линии из тех же Штатов. Помешать мы не сможем, планета Аргентина, о которой сейчас всюду говорят, все-таки настигнет Землю. Начнется война — и старая Европа погибнет. Вы должны заработать на этой войне как можно больше денег — и построить новую Европу. Это сделаешь ты, внук, госпожа Веспер тебе поможет.

— Мы сделаем все, что можно, дед.

— Все, что нужно, внук! И не вздумайте ссориться, иначе я приду из Преисподней и покараю всех! Вам будут многие мешать. На политиков и генералов не обращайте внимания, но есть те, кто до сих пор уверен, что правит континентом, как это было многие века назад. Правительства — лишь верхушки айсбергов, опасайтесь того, что в глубине. Братство Грааля и «Бегущие с волками» — не забывайте прежде всего о них. Это касается и вас, госпожа Веспер. К вашей семье уже начали подбирать ключик.

— Я разберусь с этим, сэр.

— Полвека назад я сказал бы: И да поможет нам Бог! Нет, не поможет! Поэтому выражусь иначе: И да поможем мы Ему, Господу нашему! Амен!

— Амен!

— Амен, сэр!

10

— Но я ничего не умею, Отомар! — жалобно выдохнула Вероника. — Совсем ничего, я даже книжек об этом не читала. Неинтересно было. Я что-то не так делаю?

На такие вопросы не отвечают. Марек поцеловал ее в приоткрытый рот, провел ладонью по щеке, по волосам, потом еще раз поцеловал, прямо в нос. Пилот-испытатель, смешно всхлипнув, приподнялась, обхватила руками за шею.

— Не привыкла быть ведомой. С двенадцати лет села на планер — и сама себе командир. В эскадрилье вечно гоняли за дисциплину… Отвернись, пожалуйста, я… не привыкла еще.

В комнате было темно, лишь из окна лился серый сумрак, но мужчина не стал спорить. Простыня на плечи (уже традиция!) — и марш-марш к подоконнику. Вот и раскрытая пачка при зажигалке…

Пальцы дрогнули. «Выкурил сигарету, потому что тебе очень хотелось…» Герде он не изменял. Это было единственным, что примеряло с реальностью. Гиммель, Кольца-Близнецы — протянутая ладонь — распались. Приходилось привыкать.

— И мне! И мне!..

Вероника появилась уже полностью облаченная, в простыне под самый нос. Выпростала руку, вытрясла сигарету из пачки.

…Щелк! Щелк!

— А там что?

Вначале Марек не понял. Там — это где? За окном? За прозрачными стеклами целый мир, в котором им двоим нет места. Можно порвать в кровавые клочья его семью, но что ждет сорба из рода Крабатов рядом с офицером Люфтваффе? «Мы солдаты разных армий…» В тот раз он просто не услышал.

— Зонтики, — уточнила Вероника, попытавшись указать в нужную сторону подбородком. — И столики. И еще… Это что, телескопы?

Под окнами — знакомая Веранда, в этот ночной час — просто смотровая площадка. Нордхауз, Северный корпус, третий этаж. Не пришлось ни летать, ни падать.

— Телескопы, Вероника. На альпинистов смотрят. Многим нравится.

Отпустить синеглазую? В пике, свободный полет, с четырех километров, без ранца и парашюта? ОНА, может, и простит. Потом и он сам простит себя за лишнюю случайную сигарету.

— Отомар, у тебя сигарета погасла!

* * *

Они встретились совершенно прозаично, возле входа в Северный корпус. Вечер выдался прохладный, и Вероника была в сером плаще и шляпке. В первую секунду Марек ее даже не узнал. Ни скафандра, ни ящерицы, ни звездной песни. Просто его любовница, снявшая гостиничный номер, чтобы не тратить время на дорогу. Он представил, как все это выглядит с Веранды. Ничего особенного, двое у стеклянных дверей, букет цветов, поцелуй в щеку, улыбки. А потом — на третий этаж, где чистые простыни и бутылка минеральной воды «Valser» посреди стола. Гостиничная романтика…

Ah, gostinica moja, ah, gostinica! Na krovat' prisjadu ja — ty podvinesh'sja…[90]

Она почувствовала. Уже возле самого номера, почти на пороге, остановилась, взглянула в глаза:

— Если что-то не так, Отомар, любовь моя, уходи. Я не обижусь, ты все равно — лучшее, что со мной случилось в жизни. Ты старше, ты умнее. Решай за нас двоих.

Он хотел ответить, но утонул в синем омуте.

* * *

— Знаешь, Отомар, только сейчас начала соображать. Вышибает, посильнее затяжного прыжка! А раз уж начала… Ты мне все-таки не веришь?

— Почему? Не спросил, откуда тебе известно мое имя? Не хочу знать, Вероника. Мы — солдаты разных армий.

— Это правда, любовь моя. Ты антифашист, я присягала фюреру. Но если ты решишь, Отомар, что меня к тебе приставили, что я тебя предала… Мне незачем станет жить. Просто — незачем… Не смей ничего отвечать, Отомар! Есть вещи, которые не обсуждают.