- Считаешь, что надо в город вернуться? А мне в городе ещё противнее. Прыгаешь вокруг этих сволочей как белка, всем их желаниям потакаешь. Вот ведь я дура, да, кот? Вместо того чтобы своими делами заниматься, постоянно кому-то помогаю, что-то для кого-то делаю! И что я получаю взамен? "Ой, Машенька, мне сейчас некогда. Сама решай свои проблемы". Да и пожалуйста!
Кот сладко зевнул.
- А мне и тут неплохо, - продолжала Маша. - Никто на мозг не капает. Можно хоть выспаться нормально!
Кот перевернулся набок, вытянулся во всю длину, зевнул и уснул. И во сне иногда подёргивал лапками.
Маша надела телогрейку и вернулась на крыльцо.
Небо стало чёрное-пречёрное без серых разводов облаков, и звёзды на нём горели яркими бусинками. Месяц зарождался тускло. И кружилась голова. Маше казалось, что она тонет, и нет этому великолепию ни конца, ни края.
Страшный вой со стороны сторожки. Даже не вой, а может и хохот, да такой что до дрожи пробирает. Маша забыла о звёздах, выпрямилась, ойкнула, ощутив жуткую боль в затёкшей шее. Бросившись в дом, вдруг резко развернулась, добежала до калитки. Дёрнула. Заперто. И хорошо. Вдалеке взывала собака, ей вторили ещё и ещё. И поднялся страшный вой, будто конец света. Лаяла каждая собака, зло, яростно, звенели цепи. Дымчатый кот проснулся и на дыбы, зашипел, и другие кошки вторили ему. И всё вокруг выло, шипело, кричало. В окнах соседей загорелся свет.
Минут через пять всё стихло.
Маша стояла, лбом упершись в решётку калитки, её узор отпечатается на лбу. Девушку бил озноб. Где-то внутри о стенки памяти билось воспоминание, рвалось наружу, и никак не могло высвободиться.
Постояла ещё. В соседних домах медленно гас свет. Всё затихло, и никто не захотел в темноте идти проверять, в чём дело.
Вернувшись в дом, Маша ворочалась всю ночь. Ей снился старый сон. Там она бежала по пыльной дороге, прорезающей зверосовхоз, и бежала, и бежала, а за ней кто-то бежал, не за ней, вместе с ней, но лица она не помнила, вместо него было неясное пятно. И душно было, жарко, пот пропитал простыни, дыхание перехватывало.
Маша прикасалась к мешочку с травами, оберегу, что висел на шее. И только прикосновения к нему и успокаивали.
С рассветом в садовом товариществе началась суматоха. Все взволнованно стекались к сторожке, перешёптывались, и даже старые алкаши отложили утренние бутылки и ходили притихшие. Слухи доползли и до Маши, любопытство победило страх, и она тоже пошла к сторожке.
***
Разбудил майора звонок от дежурного в пять утра.
- Поступил звонок из вашего любимого садового товарищества, - сказал дежурный. - Там ещё тело нашли, у сторожки.
- Понял.
Майор нехотя вылез из-под одеяла, босые ступни поставил на холодный пол.
Вылил в раковину холодный чай, протомившийся на столе всю ночь. Заварил новый, залил кипятком геркулес.
К садовому товариществу подъезжал с тяжёлым чувством. Оба сторожа, и дед Степан и Михалыч, топтались у ворот. Тело висело на сосне, устало свесив голову на грудь.
Следом за майором приехали младший сержант Гоголев и санитары на грохочущей труповозке.
- Хреново, да? Два тела за два дня, - поздоровавшись, сказал Гоголев. Он всего второй год работал в Зелёномховской полиции и обычно занимался урегулированием мелких бытовых дрязг да алкогольных потасовок. Но поскольку майор лишился очередного стажёра, то пришлось взять Гоголева. Хотя Николаева и раздражало его панибратское отношение.
Пока Гоголев неторопливо фотографировал тело, обыскивал кусты на предмет улик, санитары курили, спрятавшись в тени труповозки. Солнце поднималось из-за леса. Скоро напечёт.
Майор опрашивал обоих сторожей. Но оба мялись, смотрели в пол. А старик отвечал на вопросы через силу, будто делал одолжение. Глазки его бегали. Он то брал себя в руки и отвечал чётко и ясно, то вздрагивал и оглядывался на сухую сосну, на которой висел труп.
На тело майор старался не смотреть, потому что тело оказалось знакомым.
В конце концов, майор решил Михалыча отпустить, а деда Степана взять до выяснения обстоятельств, поговорить в более удобной и спокойной остановке. Уж что-то он темнил! Дед Степан грустно покачал головой и покорно сел в полицейскую машину. Из уважения к возрасту наручники на него надевать не стали.
Когда санитары под руководством Гоголева начали снимать тело, вокруг уже столпились огородники.
- А сторож-то наш ещё до того, как совсем в запой ушёл, рассказывал, - продолжала бабка, - что когда-то убил козьего бога, и вот его-то рога и повесил. Хах, вот ему козий бог и отплатил. Вот же бывает, выдумают по пьяни какого-то бога нового.
Майор бегло, через слово, записывал показания.
- Вы слышали что-нибудь этой ночью?
- Только страшный вой.
Труповозка отъехала, толпа расходилась. Тогда-то майор и заметил вчерашнюю девицу, которую встретил у Олега Борисовича.
- Знаете об этом что-то? - махнул рукой в сторону сосны.
Взгляд девицы майору не понравился. Уж слишком пристально она его разглядывала. Майор вздрогнул, убрал руки в карманы брюк.
- А про Козьего Бога вам рассказали?
- Ну да, что это его рога висят, - оскалился майор.
- Вы им не верите?