Ковентри

Мак-Киннон спрятался за кустами, наблюдая за маленькой группкой Ангелов, цепочкой идущих в холодную уродливую церковь. Ледяной утренний воздух пробирал его до костей, но дрожал он больше от страха. Однако же необходимость преодолевала в нем страх. У Ангелов есть пища — он должен украсть ее.

Первые два дня после ухода из дома Доктора прошли спокойно. Правда, спать пришлось на земле, и он сильно простудился; начавшийся вскоре кашель затруднял ходьбу. Сейчас же его беспокоило не это — необходимо было сдержать кашель и чихание до тех пор, пока верующие не скроются в храме. Он смотрел, как они проходят — непреклонные на вид мужчины, женщины с изможденными лицами, в длиннющих юбках и серых шалях. Тоскливое зрелище: измученные работой люди с бесчисленным потомством… На их лицах не было радости. Даже дети выглядели мрачными.

И вот последний скрылся внутри, остался только пономарь во дворе, занятый какими-то делами. Спустя неопределенное время, в течение которого Мак-Киннон прижимал пальцем верхнюю губу в отчаянной попытке подавить чихание, пономарь вошел в унылое здание и закрыл дверь.

Мак-Киннон выполз из своего убежища и поспешил к дому, который выбрал заранее. Расположенный на краю поляны, он был дальше всех от церкви.

Собака смотрела на него с подозрением, но он успокоил ее ласковыми словами. Дом был на замке, однако Мак-Киннону удалось взломать заднюю дверь. У него немного закружилась голова при виде еды, когда он нашел ее, — черствый хлеб и густое соленое масло из козьего молока. Два дня назад, поскользнувшись, он упал в горный ручей. Он не придал этому инциденту большого значения, пока не обнаружил, что пищевые таблетки превратились в бесформенную массу. Он съел часть в конце того дня, потом они заплесневели, и он выбросил остаток.

Хлеба ему хватило на три ночевки, но масло растаяло, и его нельзя было нести дальше. Он, насколько мог, пропитал хлеб маслом, слизал остальное, и тогда его начала мучить жажда.

Спустя несколько часов после того, как кончился хлеб, он достиг своей первой цели — главной реки, в которую впадали все остальные потоки Ковентри. Где-то по течению она уходила под черный занавес Барьера и продолжала свой путь дальше к морю. Поскольку Ворота были закрыты и охранялись, это был единственный возможный для человека выход из Ковентри.

Перед глазами была вода, а его снова мучила жажда, да и простуда усилилась. Но, чтобы напиться, придется ждать темноты: на берегу виднелись какие-то фигуры, и некоторые, похоже, были в мундирах. Кто-то привязал к причалу маленький ялик. Мак-Киннон взял это себе на заметку. Когда зашло солнце, ялик все еще был на том же месте.

Лучи раннего утреннего солнца упали ему на нос, и он чихнул. Окончательно проснувшись, он поднял голову и огляделся. Маленький ялик, которым он воспользовался, плыл по реке. Весел не было. Он так и не мог вспомнить, были вообще весла или нет. Течение оказалось весьма сильным вдруг он еще ночью достиг Барьера? Что, если он уже проплыл под ним, — нет, это чепуха, конечно.

И тут он увидел его, на расстоянии меньше мили, — черный и зловещий, но самое приятное зрелище, виденное им за последние дни Мак-Киннон был слишком слаб и болен, чтобы радоваться ему, но оно усилило ту решимость, благодаря которой Дэвид шел к цели.

Маленькая лодка заскрежетала днищем по песку. Он увидел, что течение на одном из поворотов вынесло его на берег Он неуклюже выскочил, морщась от боли в затекших конечностях, и вытащил нос ялика на песок. Затем передумал и оттолкнул свое суденышко как можно дальше в реку — скоро оно исчезло за поворотом. Никто не должен знать, где он высадился.

Он проспал почти весь этот день, только один раз поднявшись, чтобы перелечь, в тень: солнце жгло немилосердно. Но солнце хорошо прогрело его тело, простуда утихла, и к полуночи он чувствовал себя уже значительно лучше.

Хотя до Барьера по берегу реки оставалось лишь около мили, ушла почти вся ночь на то, чтобы добраться до него. Грань Барьера возвестила о себе облаками пара, поднимавшегося от воды. Когда взошло солнце, он обдумал сложившуюся ситуацию Барьер простирался вдоль воды, но стык между ним и поверхностью потока был скрыт в бурлящих облаках пара. Где-то там, внизу, Барьер оканчивался, и его край превращал воду, с которой он соприкасался, в пар.

Медленно, неохотно и отнюдь не как герой он начал снимать одежду. Его время пришло, но он не радовался этому. На глаза попался клочок бумаги, переданный Мэги, и Мак-Киннон попытался рассмотреть его. Но бумага превратилась в бесформенную массу после его невольного купания в горном ручье, и прочитать что- либо было невозможно. Он выбросил записку. Какое она имела сейчас значение.

Он дрожал, стоя в нерешительности на берегу реки, хотя солнце уже грело. Затем решение пришло само, на дальнем берегу он увидел патруль.

Заметили его или нет, он не знал. Он нырнул.