Ковчег

— Да ладно вам! — сорвался изрядно захмелевший Музыкант. — У вас ― встреча в физическом воплощении, а у нас ― вечер развлечений. Все честно! Ты мне, я тебе — и все довольны.

— Хорошо, — сквозь зубы процедил Брумс. — Как это, м-м… делать?

— Вставайте спиной к спине, — воодушевленно кинулся разъяснять правила Музыкант. — Руки опустите. По моей команде начинайте расходиться. Сцена маленькая, поэтому десять шагов каждый ― и достаточно. Поворачиваетесь лицом друг к другу. Пиф! Паф! И вся петрушка.

— Ладно. Считай, — Брумс Лю приблизился к сыну, и их спины соприкоснулись.

Музыкант ткнул молчаливого Занудина в бок, весело оглядел приготовившихся к зрелищу «ковчеговцев».

— Э-э… раз… два… три… четыре… пять… вышел зайчик погулять, хе-хе…

Отец и сын Лю, оба напряженные и чуть ссутулившиеся, стали расходиться.

— …шесть… семь… восемь… девять… У-ух… десять!

Лю медленно повернулись, обменялись немыми взглядами и прицелились.

А затем грянули выстрелы.

Настолько синхронно, что слились в единый оглушительный хлопок.

У Занудина екнуло сердце. Не нужно было обладать исключительной проницательностью, чтобы понять ― пистолеты оказались заряжены по-настоящему. Никакой краской здесь и не пахло. Музыкант солгал.

Первым повалился навзничь Брэндом. Из его шеи, словно из сорванного крана, хлестала кровь. Смерть наступила мгновенно.

Брумс качнулся, но устоял — пусть и ненадолго.

Вытянув перед собой трясущуюся руку, словно с желанием вцепиться в горло ускользающему врагу, сделал несколько путающихся шагов к краю сцены и только тогда упал и замер. Его рана в груди выглядела не настолько безобразно как у Брэндома, но и она в конечном итоге оказалась смертельной.

С минуту в зале висела гробовая тишина.

Молчание нарушил Музыкант:

— Выпил лишнего, каюсь. Не удержался от соблазна съюморить по-черному.

— Музыкант, это свинство с твоей стороны, — надула губы Женщина. — Мы хотели развлекаться. А то, что ты устроил, совсем не располагает к веселью.

— Да уж, обхохочешься, — нахмурился Виртуал. — Даун, Жертва, не в службу, а в дружбу — уберите-ка «это» со сцены.

Жертва и карлик, продемонстрировав явное неудовольствие, все же поднялись со своих мест и отправились «прибраться».

Шмяк! — ни с того ни с сего шлепнул ладонью по столу Поэт.

— Всегда ты так! Идеи воруешь, пострел! — окрысился он на Музыканта, раздосадованно мотая головой. — Ведь я же Ияна Крозного с отпрыском позвать хотел… Теперь сюрприза, конечно, не получится.

— Не кипятись, — отмахнулся Музыкант. — Было бы из-за чего вопить.

— Плагиатор, — презрительно добавил Поэт и вновь увлекся своим коктейлем.

— Тебе тоже не понравилось? — повернулся Музыкант к Занудину. — Гм… ну судя по видочку… можешь не отвечать.

Занудин не стал бы отвечать и без одолжений. Языкочесания попросту не хотелось. Все, что он чувствовал сейчас, можно было описать двумя словами: безграничная апатия. Его окружали чудовища ― в этом он больше не сомневался.

— Странно, — продолжал рассуждать наедине с собой Музыкант, — когда-то мои вечеринки славились фантазией. Недовольных не было, могу поклясться. А теперь не угодишь никому. То ли я сдавать начал, то ли еще в чем-то дело… Ну и плевать! Вон, пусть очкарик… — Музыкант пренебрежительно кивнул в сторону Поэта, — в следующий раз Маикофского пригласит. Будем стихи вечер напролет слушать. Поиграем в утонченных натур… Тьфу!

— Все сделано, — бросил карлик, возвращаясь назад вслед за Жертвой. — Надеюсь, сегодня больше никого не придется отскребать от сцены? Лучше бы фокусников каких-нибудь позвали… иллюзионистов.

— Мы тут сами себе иллюзионисты, — задумчиво произнес Виртуал и захрустел ананасом.

Было видно, что настроение у всех безнадежно испорчено. И загвоздка крылась не в двух трупах, только что убранных со сцены — ведь умерли всего-то те, кто уже и являлись, по сути, мертвецами, — проблема таилась в чем-то ином. В атмосфере! В духе вседозволенности, которая сперва опьяняет и доводит до высшей степени экзальтации, но потом неумолимо опустошает все внутри, обесценивает смысл любого желания, атрофирует способность к обычной человеческой радости ― той, что не растопить на дровах чужого горя, страха, безумия, купленного угодничества и украденной веры.

— Фрудди, ну куда же ты?.. Хочешь бросить меня одну? Чтобы я напилась и сидела рыдала от скуки?! — послышались капризные восклицания Женщины, вновь заставившие Занудина вынырнуть из омута раздумий и вернуться к неприглядной действительности.

— Дорогуша, я уже рассказал вам все анекдоты, которые знал, все чудные происшествия и глупые сплетни! — взмолился Мурки, начиная теряться в идеях, каким же образом отделаться от внимания настырной Женщины.

— Да оставь ты его в покое, — отозвался со своего места Поэт, не поворачивая головы.

— Ну конечно! Забыла кого-то там спросить! — вспыхнула Женщина, воткнув кулаки в бока. — Помолчал бы, Поэт!

— До чего же постылый народ эти бабы… Была б моя воля, всех женщин искоренил бы в преддверии Нового Мира. А мужики и почкованием размножаться научились бы. На худой конец — делением… — Поэт мечтательно вздохнул.