Ковчег завета

Асуан расположен на восточном берегу Нила в точке, примерно равноудаленной от Израиля и от северных границ Эфиопии. Этот своеобразный пункт между африканским и средиземноморским мирами берет свое название от греческого слова «сейене», являющегося искажением древнеегипетского слова «суэнет», означавшего «делающий дело». В древности город извлекал большую выгоду от широкой двусторонней торговли, в рамках которой на юг текли промышленные товары высокоразвитой египетской цивилизации, а на север — специи, благовония, рабы, золото и слоновая кость из Черной Африки. Именно от последнего из перечисленных товаров получил свое название интересующий меня остров, ибо Элефантин (расположенный посреди Нила как раз напротив Асуана) когда-то назывался просто Абу, или Земля Слона.

В администрации гостиницы «Новый водопад» в Асуане я поспрашивал об Элефантине, и, в частности, о его еврейском храме. Шалва Уэйл сказала мне, что он был разрушен в V веке до н. э. и что на его месте работают археологи, поэтому я очень надеялся, что там остались развалины.

Слово «еврейский» не вызвало благоприятного отклика у работников гостиницы. Несмотря на установление относительно добрых дипломатических отношений между Египтом и Израилем в недавние годы, мне не следовало забывать, какая враждебность и горечь все еще разделяли народы соседних стран. В конце концов я все же получил от портье следующую информацию:

— На Элефантине много храмов — египетских, римских, может, и еврейских… Не знаю. Вы можете поехать и посмотреть. Наймите фелюгу, посмотрите. Там работают археологи, немецкие археологи. Спросите там мистера Кайзера.

Кто же еще, как не Кайзер, — думал я, выходя из прохладного вестибюля на жуткую жару.

ИНДИАНА ДЖОНС

Когда я приплыл на фелюге на остров, мне показали некую постройку на западном берегу, где, как мне сказали, жили «немцы». Я подошел к парадной двери и постучал. Впустил меня слуга-нубиец в красной феске. Не спрашивая ни о чем, он провел меня по коридору в любопытную комнату, стены которой от пола до потолка были уставлены деревянными полками, заполненными фрагментами гончарных и других изделий, и собрался уходить.

Я кашлянул:

— Извините. Э… Я ищу мистера Кайзера. Вы не могли бы его позвать?

Слуга задержался, наградил меня ничего не выражающим взглядом и вышел, так и не произнеся ни слова.

Прошло минут пять или около того, которые я провел в полном смятении посреди комнаты, и тут… в дверях появился Индиана Джонс, или, скорее, не сам Индиана Джонс, а Харрисон Форд в его роли. В панаме, лихо заломленной набок, высокий и мускулистый, он отличался грубоватой красотой и пронзительным взглядом. Он явно несколько дней не брился.

Я воздержался от побуждения воскликнуть: «Мистер Кайзер, надеюсь?» — и спросил не столь театрально:

— Вы мистер Кайзер?

— Нет. Меня зовут Корнелиус фон Пилгрим, — он приблизился ко мне и, пока я представлялся, протянул сильную, загорелую руку.

— Я приехал на Элефантин, — объяснил я, — в связи с одним проектом. Меня интересует археология здешнего храма.

— Ага.

— Видите ли, я исследую историческую загадку… э… утрату или, скорее, исчезновение ковчега завета.

— Ага.

— Вы знаете, что такое ковчег завета?

Выражение глаз Корнёлиуса фон Пилгрима можно было бы назвать остекленевшим.

— Нет, — коротко ответил он на мой вопрос.

— Вы ведь говорите по-английски? — спросил я, чтобы быть уверенным в том, что он меня понимает.

— Да, довольно прилично.

— Хорошо. Ладно… О ковчеге. Посмотрим. Вы ведь знаете о Моисее?

Еле заметный кивок.

— А о десяти заповедях, вырезанных на скрижалях?

Еще один кивок.

— Ну так вот, ковчег завета был изготовленным из дерева и золота ларцом, в который и были вложены десять заповедей, и… э… Его-то я и ищу.

Это не произвело, похоже, особенного впечатления на Корнёлиуса фон Пилфима. Без намека на юмор он сказал:

— Ага. Вы имеет в виду Индиану Джонса?

— Да. Именно это я и имею в виду. А на Элефантин я приехал потому, что авторитетные люди заверили меня в том, что здесь был еврейский храм. По моей теории, ковчег был еще в древние времена доставлен в Эфиопию. Поэтому-то меня и интересует, существует ли возможность — или даже археологические данные, — что его привезли сюда, прежде чем он попал в Эфиопию. Понимаете, я считаю, что из Иерусалима ковчег вывезли в седьмом веке до н. э. Так вот вопрос: что с ним случилось в последующие двести лет?

— Вы полагаете, что ковчег мог храниться в течение двух столетий в еврейском храме на этом острове?

— Именно так. Я даже надеялся, что ваша команда раскопала храм. Если это так, тогда мне хотелось бы узнать о ваших находках.

Прежде чем развеять мои надежды, Корнелиус фон Пилгрим снял шляпу и довольно долго молчал, а потом наконец сказал: