Ковчег Спасения

— После, Кораблик. Пора устроить смотр войскам.

Один, сжимая за спиной руки, стараясь не чувствовать жестких объятий экзоскелета, Клавейн стоял в смотровом куполе и следил за вылетом своей штурмовой эскадры.

Шершни, трициклы — пустые и с экипажем на борту, шаттлы…

Корабли покидали ангары «Зодиакального Света», кружили и поворачивали, собираясь в эскадрильи. Хитроумно тонированное стекло купола защищало глаз от слепящих вспышек, деликатно затеняя огненные пятна за дюзами и превращая их в тусклые лиловые кисточки. На некотором расстоянии, в стороне от скопления кораблей, висел серо-коричневый щербатый полумесяц, похожий на осколок шарика для пинг-понга — Ресургем. Имплантанты Клавейна уже засекли местоположение корабля Вольевой. Другие члены экипажа еще не видели «Ностальгию по Бесконечности» — судно находилось слишком далеко, чтобы увидеть его невооруженным глазом. Единственная нейрокоманда — и «Ностальгия по Бесконечности» словно выплыла из темноты. Корабль Триумвира находился на расстоянии световых секунд отсюда. Однако четырехкилометровый корпус «Ностальгии» образовывал угол около трети угловой секунды, что позволяло наблюдать судно даже в самый мелкий оптический телескоп «Зодиакального Света». Впрочем, с тем же успехом Триумвир может разглядеть его собственное судно. И, если будет внимательна, не пропустит вылета эскадры.

Теперь он знал, что причудливые наросты, появление которых он приписывал сбою программы, существуют на самом деле. Похоже, с кораблем Вольевой нечто из ряда вон выходящее. Что-то превратило звездолет в грубую омерзительную карикатуру на самого себя. Что это было? Неужели Комбинированная Эпидемия? Клавейн мог только предполагать. Один-единственный раз он видел подобного рода трансформации. Это была фантасмагорическая архитектура Города Бездны. Клавейну доводилось слышать о том, как Эпидемия заражала корабли. Ее споры проникали в судовые механизмы, которые позволяли звездолетам восстанавливать и обновлять себя. Но корабль, искаженный до такой степени, как тот, что висел сейчас за стеклом купола, должен был просто выйти из строя. При виде этого чудовища Клавейна бросало в дрожь. Оставалось только надеяться, что трансформация не затронула ни одного живого существа.

Зона сражения должна охватить все пространство протяженностью в десять светосекунд, которое разделяет «Зодиакальный Свет» и «Ностальгию», хотя его центральную точку будут определять действия Вольевой. Есть где развернуться, подумал Клавейн. Как раз в таком объеме тактику начинает определять такой фактор, как время пересечения пространства.

При трех «g» сферу можно пересечь в течение четырех часов, а самым быстрым кораблям его флота хватит чуть более двух часов. Гиперскоростному снаряду потребуется еще меньше — сорок минут. Клавейн уже просматривал свои воспоминания о предыдущих кампаниях, отыскивая тактические параллели.

Битва за Англию. [62] Полузабытое воздушное столкновение во время одной из межнациональных войн древности, когда сражение вели дозвуковые летательные аппараты, оснащенные поршневыми двигателями. Соотношение объема пространства и скорости пересечения было почти таким же, как в этот раз, хотя элемент трехмерности играл куда меньшую роль. Мировые войны двадцать первого века были в этом отношении еще менее показательны. Тогда суборбитальные радиоуправляемые устройства могли в пределах сорока минут достичь любой точки планеты и уничтожить любой объект. Но войны, которые начались в Солнечной системе полстолетия спустя, предлагали больше полезных параллелей. Клавейн вспомнил кризис, которым завершился раскол между Землей и Луной, и битву за Меркурий, отмечая причины побед и поражений. Затем вспомнил Марс конца двадцать второго века, бои с Объединившимися. Зоны этих сражений охватывали пространство, простиравшееся далеко за орбиты Фобоса и Деймоса, так что фактически затраченное время пересечения даже для самых быстрых одноместных боевых файтеров составляло три-четыре часа. Уже тогда встала проблема измерения временных промежутков между взаимосвязанными событиями. Для нарушения коммуникации в зоне прямой видимости противники заполоняли пространство огромными облаками посеребренной «соломы».

Потом были другие кампании, другие войны, которые уже не стоило подгружать в собственное сознание. Оно уже сохраняло молчаливые уроки этих боев. Клавейн знал, какие ошибки совершили другие, но и помнил каждую ошибку, которую допустил на протяжении своей долгой военной карьеры. Наверно, это были не самые страшные ошибки. Иначе он не стоял бы здесь, на мостике «Зодиакального света». Но все уроки имели цену.

В стекле купола возникло еще одно отражение.

— Клавейн?

Он обернулся, и экзоскелет встревоженно зажужжал.

— Фелка…

Признаться, он не ожидал ее здесь увидеть.

— Я пришла посмотреть, как это произойдет.

Экзоскелет придавал ее движениям неестественность. Казалось, Фелка марширует, ведомая под руки невидимой охраной. Потом они стояли рядом и наблюдали, как остатки штурмового эскадрона падают в космос.

— Если бы ты не знала, что это война… — начал он.