Ковчег Спасения

(Скейд, Материнское Гнездо нуждается в этих орудиях. Ты должна организовать экспедицию и вернуть их.)

«Зачем?»

В ее сознании мгновенно развернулся образ: полчища безжалостных черных машин, мрачных, свирепых, деловитых, которые кружились в космосе, словно вороний пух.

(Эти механические твари, Скейд — зло, затаившееся среди звезд. Это враг, более страшный, чем все, что только можно вообразить. Они подбираются все ближе. Мы должны защитить себя.)

«Откуда вы знаете?»

(Мы знаем, и этого довольно. Поверь нам.)

В голосе, похожем на детский, звучало нечто, чего Скейд никогда не слышала раньше. Боль, мука… или и то и другое вместе.

(Поверь нам. Мы знаем, на что они способны. И как ужасны.)

Голос смолк, словно сказал слишком много.

После паузы Скейд снова услышала голос, и это вывело ее из задумчивости. Теперь в нем слышалось раздражение.

(Когда мы сможем убедиться, что Клавейн мертв?)

«Через десять-одиннадцать часов. Мы прочешем зону поражения и проанализируем состав межзвездного медиума. Даже если мы не найдем убедительных подтверждений, можно не сомневаться…»

Ответ прозвучал резко, почти гневно.

(Нет, Скейд. Нельзя допустить, чтобы Клавейн попал в Город Бездны.)

«Я убила его, клянусь».

(Скейд, ты умна и решительна. Но и Клавейн тоже. Однажды ему уже удалось тебя обмануть. И сможет проделать такое еще раз.)

«Это неважно».

(Нет?)

«Даже если Клавейн доберется до Йеллоустоуна, он никому не сможет сообщить ничего ценного — ни Демархистам, ни Конвенту. Пусть попробуют добраться до орудий, если захотят. У нас есть „Введение“ и машины, управляющие инерцией. Это даст огромное преимущество. Каких бы союзников не нашел Клавейн, у них ничего не выйдет».

Голос смолк. На миг Скейд подумала, что он ушел, оставив ее в одиночестве, но ошиблась.

(Ты думаешь, что он все еще жив?)

Она нащупывала ответ.

«Я…»

(Ему лучше ему умереть, Скейд. Иначе мы будем горько разочарованы в тебе.)

Он баюкал раненую кошку. Ее спина была перебита где-то районе поясницы, и задние лапы безжизненно болтались. Клавейн уговаривал кошку попить воды из «соска» пластиковой колбы, которая прилагалась к рациону скафандра. Его собственные ноги зажало тоннами обрушенной каменной кладки. Кошка была обожжена, ослепла, страдала недержанием и испытывала дикую боль.

— Ты будешь жить, подруга, — пробормотал Клавейн, скорее чтобы успокоить себя, чем кошку. — Хочешь ты того или нет.

Казалось, у него во рту терлись листы наждачной бумаги. Клавейну была отчаянно нужна вода. Но в колбе оставалось лишь несколько капель, и настала очередь кошки.

— Пей, дуреха. Ты и так натерпелась…

— Дай мне … умереть, — сказала кошка.

— Извини, киска. Ни в коем случае.

Он почувствовал ветерок. За последнее время — первый признак того, что «пузыре», где они с кошкой оказались заперты, как в ловушке, что-то происходит. Потом издалека донесся грохот падающих железобетонных глыб. Клавейн молился, чтобы этот ветерок оказался простой циркуляцией воздуха в пузыре. Возможно, где-то внутри завала обрушилось препятствие, и один пузырь соединился с другим. Если же это обрушилась наружная стена, желание кошки скоро исполнится. Воздух, заполняющий руины, из-за разницы в давлении уйдет наружу, и им придется учиться дышать марсианской атмосферой. Он слышал о том, что это не самый приятный способ умереть, что бы там не показывали в патриотических голодрамах Коалиции.

— Клавейн… спасай себя.

— Почему, киска?

— Я все равно умру.

Когда кошка в первый раз заговорила, он решил: начались галлюцинации, и воображение создает ему болтливого компаньона. Потом Клавейн с запозданием понял, что кошка действительно разговаривала. Должно быть, этот образчик генной инженерии принадлежал кому-то из богатых туристов. К верхушке башни как раз припарковался гражданский дирижабль, когда заговорила пено-фазная артиллерия «пауков». Кошке удалось сбежать из гондолы дирижабля задолго до атаки и спуститься к основанию башни. Клавейн считал преобразование животных при помощи биоинженерии попыткой бросить вызов Богу. Он вполне справедливо полагал, что кошки не являются чувствующими существами — по крайней мере, не признаны таковыми официально. Сторонников Чистоты Нервной системы хватил бы удар, узнай они, что Клавейн делится водой из своего пайка с «богопротивной тварью». Они относились к любым видам генетической огментации с той же ненавистью, что и к людям, которые прошли через лабораторию Галианы.

Клавейну наконец-то удалось засунуть сосок кошке в рот, и она рефлекторно сделала несколько глотков.

— В один прекрасный день, киска, мы отсюда выберемся.

— Не так… скоро.

— Пей и не жалуйся.

Кошка глотнула еще несколько раз.

— Спасибо.