Ковчег Спасения

Качество передачи оставляло желать лучшего. Звук голоса казался странно механическим, а какие-то алгоритмы сжатия делали голову совершенно неподвижной — шевелились только глаза и рот.

Следующее сообщение: три «g».

— Мы засекли эмиссию твоих двигателей, Клавейн. Судя по температуре и фиолетовому смещению, ты вышел на предельную скорость. Я хочу, чтобы ты отметил один факт: мы уже совсем близко. Ты не можешь вообразить, на что способен мой корабль — даже если очень постараешься. Мне ничего не стоит перехватить твой корвет.

Лицо, похожее на маску, скривилось — это должно было означать улыбку… Улыбку привидения, страдающего парезом лицевых мышц.

— Но мы еще согласны решить дело переговорами. Я разрешаю тебе выбрать место, Клавейн. Скажи только слово, и мы встретимся на твоих условиях. Маленькая планета, комета, открытый космос — меня это совершенно не волнует.

Он уничтожил сообщение. Можно не сомневаться: заявление Скейд — блеф чистой воды. Она не могла засечь двигатели. А последняя часть послания, призыв ответить — скорее всего, просто попытка заставить беглеца выйти на связь и выдать свое местоположение.

— Скейд, хитрюга… — сказал Клавейн. — Но я, к сожалению, намного хитрее.

Однако ситуация настораживала. Преследователь слишком быстро набирал скорость. Похоже, насчет скоростных возможностей «Ночной Тени» Скейд не обманула.

За ним гнался корабль — более мощный, чем все, которыми располагало Материнское Гнездо, и разрыв сокращался с каждой секундой.

Клавейн откусил еще кусочек тоста и прослушал чуть более продолжительный фрагмент Квирренбаха.

— Следующие, — сказал он.

— У вас больше нет сообщений, — ответил корвет.

Клавейн изучал сводку новостей, когда корвет принял новый пакет сообщений. Судя по аннотациям, на сей раз автором посланий была не Скейд.

— Проиграй их, — осторожно сказал Клавейн.

Первое послание пришло от Ремонтуа. Он материализовался в рубке, похожий на лысого херувима. Изображение было гораздо более «живым», чем в посланиях Скейд, а в голосе даже угадывались эмоции. Ремонтуа склонился к объективу, в его глазах была мольба.

— Клавейн, я надеюсь, ты прослушаешь это сообщение. И не просто прослушаешь, но и услышишь то, что я хочу сказать. Если ты получил послания Скейд, то, думаю, уже понял, что тебе ничего не светит. Она тебя не обманывала. Она убьет меня, если узнает, о чем я собираюсь тебе рассказать. Но я помню твою привычку уничтожать записи передач, так что вряд ли что-нибудь выплывет наружу. Так вот, слушай. На «Ночной Тени» находится экспериментальная установка. Помнишь, ты говорил, что во время первых полетов Скейд проводила на корабле какие-то испытания? Но ничего конкретного мы так и не выяснили. Клавейн, это была машина для управления инерцией. Не буду врать, что понимаю принцип ее действия, но само это действие пережил на собственной шкуре. В буквальном смысле слова. Мы разогнались до четырех «g» — ты можешь сам подсчитать. Если я тебя еще не убедил, очень скоро ты получишь подтверждение — может быть, параллактическим сведениям об источнике сигналов ты поверишь. Все, что я говорю — правда. Скейд уверяет, что это не предел, и корабль может в несколько раз уменьшить свою массу.

Ремонтуа посмотрел в упор, словно мог видеть Клавейна в объективе камеры.

— Мы можем считывать излучение твоих двигателей. Мы наводимся на них. Ты не сможешь уйти, Клавейн, так что даже не пытайся. Я прошу тебя, как друга. Я хочу увидеться с тобой снова, поговорить, посмеяться.

— Сбросить, и следующее, — сказал Клавейн.

Корвет подчинился. Вместо Ремонтуа в рубке возникла Фелка.

Клавейн вздрогнул от удивления. До сих пор он не задумывался о том, кто входил в команду преследователей. Он точно знал, что среди них будет Скейд. Клавейн убедился в этом, когда наблюдал пуск ракет, от которых он ушел. Значит, она добилась того, чтобы командовать операцией. Ремонтуа присоединился из чувства долга перед Материнским Гнездом. Возможно, он считает это чем-то вроде священной миссии, так как только ему по силам выследить Клавейна.

Но Фелка? Он ожидал увидеть кого угодно, но только не ее.

— Клавейн, — ей было тяжело говорить при ускорении в четыре «g», и голос напряженно дрожал. — Клавейн… пожалуйста. Тебя хотят убить. Скейд не станет заботиться о том, чтобы сохранить тебе жизнь, что бы она ни говорила. Она хочет одного — сцапать тебя и ткнуть носом в то, что ты сделал…

— Что я сделал? — спросил он, словно забыв, что говорит с голограммой.

— … И если ей это удастся — не думаю, что ты заживешься на свете. Но если ты заглушишь двигатели и сдашься, и расскажешь Материнскому Гнезду, почему сделал то, что сделал, мне кажется, есть надежда. Ты еще слушаешь, Клавейн?

Она приблизилась настолько, что изображение ее лица заполнило весь экран.

— Я хочу, чтобы ты вернулся домой, вот и все. Мне даже не хочется спорить с тобой. Я сама во многом сомневаюсь — я имею в виду то, что тут происходит. Клавейн, и не могу сказать, что…

Фелка потеряла нить рассуждений. Несколько долгих мгновений она смотрела в бесконечность, прежде чем заговорила снова.