Ковчег Спасения

Семнадцатый висел в космосе в гордом одиночестве. Остальные уже вернулись в ангар и находились там в относительной безопасности. Подплыв к орудию, Вольева пришвартовала шаттл настолько близко к Семнадцатому, насколько могла — теперь никто не рискнул бы обстреливать шаттл, чтобы не повредить орудие. Не желая тратить время на такую ерунду, как проход через шлюз, она просто разгерметизировала кабину и вышла наружу. Силовой скафандр помогал двигаться, создавая ложное ощущение силы и жизнеспособности. Скорее всего, без него она вообще не смогла бы ничего сделать.

Выбравшись из люка, Вольева на мгновение зависла над ребристым боком Семнадцатого. Сейчас она была как на ладони, но картина сражения заворожила ее. По сторонам, сверху, снизу проносились корабли, плясали искры пламени, вырывающегося из дюз. Невиданные бирюзовые цветы раскрывались и облетали в течение минуты — это взрывалось антивещество. В наушниках оглушительно трещали помехи, датчики радиации на скафандре зашкаливали. Вольева отключила и то, и другое. Сейчас она нуждалась в тишине и спокойствии.

Шаттл оказался прямо над люком орудия. Непослушными пальцами Вольева нажимала толстые кнопки браслета, набирая команду. Работать приходилось медленно, чтобы не наделать ошибок. Клавейн передал одному из ее орудий сигнал о прекращении огня. Если сейчас ее приказ не сработает, в этом не будет ничего удивительного.

Но люк открылся, скользнув в сторону и выпуская мутный зеленый свет.

— Спасибо, — сказала Вольева, ни к кому конкретно не обращаясь.

Она головой вперед нырнула в бледное сияние. Война исчезла, как дурной сон. Над собой Вольева видела только бронированное брюхо шаттла с полуоткрытым люком. Ее окружали внутренние устройства орудия, купающиеся в вялом зеленом полусвете.

Вольева провела те же процедуры, что проделывала ранее, каждую секунду ожидая ошибки и одновременно сознавая, что абсолютно ничего не теряет. Генераторы страха работали на полную мощность, но она обнаружила, что это странным образом утешает, а не пугает. Значит, важнейшие функции орудия все еще активны, и Семнадцатого просто оглушили, но не убили. Илиа никогда не задумывалась всерьез над такой возможностью, однако сомнения оставались всегда. Что, если Клавейн сам не лучшим образом разбирается в этих кодах?

Но орудие не было мертво, оно просто спало.

А потом все произошло в точности так, как в первый раз. Люк закрылся, внутренние механизмы пришли в движение, появилось ощущение приближения чего-то молчаливого и злобного. Вольева заставила себя собраться. Она уже знала, что имеет дело всего лишь с весьма своеобразной субличностью, но это не слишком спасало ситуацию.

Нечто материализовалось за спиной — точно тень, которая постоянно готова войти в поле бокового зрения, но никогда этого не делает. Вольева снова была обездвижена, и снова страх усилился в десятки раз.

(Нет покоя грешникам, Илиа?)

Она помнила, что орудие может слышать мысли.

«Я просто решила навестить тебя, Семнадцатый. Посмотреть, как ты поживаешь. Ты не против?»

(И как это понимать? Просто светский визит?)

«Ладно, не просто. Немного больше».

(Я так и предполагал. Ты приходишь, только когда тебе что-то нужно, верно?)

«Если честно, Семнадцатый, ты тоже не слишком стараешься оказать радушный прием».

(Ты о чем? Паралич, чувство присутствия, страх? Тебе это не нравится?)

«По-моему, я никогда не утверждала, что в восторге от таких вещей».

В ответе Семнадцатого прозвучал почти неощутимый намек на обиду.

(Возможно.)

«Семнадцатый… нам надо обсудить одно дело — если ты не возражаешь…»

(Я никуда не спешу. Ты тоже.)

«Правильно понимаешь. Ты знаешь, что у нас некоторые проблемы, Семнадцатый? Код, который не позволяет тебе стрелять?»

Теперь неудовольствие — если это было именно неудовольствие — превратилось в нечто близкое к негодованию.

(Как я могу об этом не знать?!)

«Мне просто надо было убедиться, вот и все. По поводу кода, Семнадцатый…»

(Да?)

«Я подозреваю, у тебя нет ни малейшей возможности его игнорировать. Я права?»

(Игнорировать код?)

«Что-нибудь в этом роде. У тебя есть определенная степень свободы воли и все такое… Думаю, можно попробовать ее повысить… Ну, это мы обсудим, если ничего больше… Да, я понимаю, это слишком — ожидать, что ты способен на подобное…»

(«Слишком», Илиа?)

«Хорошо. Твои возможности не безграничны. И если верить Клавейну, этот код действует на корневом уровне, прерывая работу программы… Ладно. Не думаю, что в этом смысле от тебя можно многого ожидать, верно?»

(Что может знать Клавейн?)

«Скорее больше, чем ты или я».

(Не говори глупости.)

«Тогда ты хочешь сказать, что это возможно?..»

Наступило молчание. За это время Вольева успела подумать, что, вероятно, добилась своего. Даже страх стал слабее, превратившись во что-то наподобие истерики.

И тут Семнадцатый ответил.

(Я знаю, что ты пытаешься сделать, Илиа.)

«Знаешь?»

(Ничего не выйдет. Неужели ты всерьез воображаешь, что мной так легко манипулировать, да? Так наивно? С такой детской неуклюжестью?)

«Не знаю. Просто в какой-то момент мне показалось, что я оставила в тебе какой-то отпечаток. Вот и все».