Читаем Ковчег-Питер полностью

Он снял сверху хрустального пыльного монстра. Насколько здесь, на даче, показался неуместен букет этих ненастоящих, городских цветов, их хвастливая пышность, нарочитая яркость. И торт слишком большой, вычурный, чуть ли не пластиковый. В этой комнате, на этой скатерти хорошо бы смотрелся домашний пирог – ароматный, еще горячий, чуть просевший с одной стороны, но все равно желанный. Для этих его городских ярких подарков моя дачная обстановка – слишком простенький фон.

– Сейчас чайник закипит. Знаешь, у меня в этом году очень хорошее клубничное варенье получилось. Да ты присаживайся к столу, не стой!

Сели к столу, немного потолкавшись у шкафа с посудой. Я доставала чашки, блюдца, сахарницу – один из тех сервизов, которые на день учителя неизменно преподносил очередной родительский комитет. Золотые ободочки, размазанные по фаянсу цветы – неувядающие букеты, неживые, подаренные навечно.

Он и я – мы оба чуть смущены, но знаем, что эту встречу можно разыграть по ролям. Ты – мой бывший ученик. Я – твоя бывшая классная руководительница. В программе вечера: воспоминания.

С тебя еще обязательный отчет о достижениях. С меня еще, может быть, сетования на новых, пришедших следом, учеников, которые, конечно же, меньше читают и ничем не интересуются. С тебя еще, наверное, сплетни о том, как живут теперь бывшие одноклассники: получают должности, женятся, разводятся и заводят детей.

– Как у вас тут спокойно, – Антон откидывается на спинку стула. За окном чуть вздыхают старые яблони, уже опускаются сумерки: прозрачные, синеватые, все равно еще теплые. Тишина, только собака лениво гавкает у кого-то во дворе.

– Так вы тут совсем одна?

– Да, дочка с внуком уже уехали. А я, ты знаешь, не спешу в город. Я люблю август.

Антон смотрит на свою чашку, потом обводит глазами стол. Ломтики лимона на блюдце, заварочный чайник с коричневым потеком на носу – у него от чая вечный насморк, отчаянный насморк. Вазочка с темным вязким вареньем и ложечкой – положить ягоду на блюдце и позвякать о краешек. Мои привычные вещи, старые, повседневные, для него совсем чужие и, может, даже неприятные. Нотка молодой надменности есть в его взгляде, он думает, вероятно, даже прямо в эту минуту, что его жизнь будет ярче, богаче. Он еще в том возрасте, когда так и надо думать, чтобы проскочить с разлету те годы, когда все устаканится и станет понятно, что жизнь будет как у всех. Блюдце с отбитым краешком. Немного, чуть заметно, я уже не обращаю внимания по привычке, только сейчас вот опять увидела этот скол, и сделалось неприятно, опять какая-то неловкость зашевелилась в разговоре.

– Ты так и не сказал, каким ветром тебя занесло к нам, Антон?

– Ехал по трассе, и сломалась машина. Смотрю по карте: совсем недалеко Дубки. И как-то вспомнилось, что тут у вас дача. Дай, думаю, заеду.

– А что с машиной? Что-то серьезное?

– Да совсем там все плохо. На эвакуаторе ее увезли. А я растяпа такой, представляете, даже телефон там оставил.

– Тебе надо позвонить? Можно с моего.

– Да нет, не надо. Это я так, вспомнил просто. Непривычно без мобильного.

– Ты знаешь, тут до станции совсем близко, буквально пять-семь минут пешком. Так что ты не переживай, доберешься до города без проблем. У меня есть расписание электричек.

Положила перед ним листок и спохватилась:

– Я как будто тебя выгоняю! Безобразие просто! Давай-ка лучше еще чайку налью. Положи себе варенья и рассказывай. Ты так и не сказал, где теперь работаешь. Я помню, ты мечтал о своем бизнесе. Все шутил, что в детстве не накатался на каруселях и теперь откроешь свой парк аттракционов.

Махнул рукой, скривил губы то ли в улыбке, то ли в гримасе разочарования.

– Ой, Лидь Пална, ерунда все это. Батуты, карусели – это так, сезонный заработок. Хотя, знаете, у меня ведь был еще контактный зоопарк. Ну, слышали, наверное, просто квартира и там всякие хомяки, свинки морские. Еще игуана была и пара енотов. Сначала прикольно казалось, но потом отказался от этой идеи. Неприбыльно, на самом деле, да и зверюшек жалко, когда их так тискают. Они ведь живые, а с ними – как с игрушками: роняют на пол, тянут за уши, за лапы. Вы когда-нибудь видели хомяка с переломанными лапками? Вот именно, неприятное зрелище.

– И чем же ты теперь занимаешься? Какая-нибудь новая забавная идея?

– А вы, Лидия Пална, по-прежнему считаете, что Антон Скворцов способен только забавляться? Глупости всякие придумывать?

Засмеялся одними губами.

– А знаете, я вообще-то теперь в банке работаю. Да! И у меня такая должность, что открываются очень хорошие карьерные перспективы. Серьезная должность, между прочим. Да, да, несмотря на вашу твердую тройку по математике.

– Молодец, Антон, молодец. Знаешь, ты, пожалуй, меня удивил. Мне всегда казалось, что ты выберешь какую-нибудь творческую профессию. Или что-то совсем необычное. Аттракционы, зоопарки – это как-то больше подходит к твоему непоседливому характеру, чем банк.

– Ну, можете считать, что я наигрался. Решил остепениться.

– Но не женился пока?

– Нет. Я, знаете, решил к браку тоже серьезно подойти. Сначала встану на ноги, а потом уже и…

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги