Ковчег-Питер

Лидия Павловна

Теперь за окном проплывали уже не зеленые поля, а какие-то постройки. Бесприютные приметы человеческой городской жизни: склады, стопки бетонных плит, авторемонтные мастерские, пыльные полоски дорог.

И я почувствовала, как внутри меня закрываются какие-то створки, только что распахнутые широко, чтобы впустить перестук колес, зелень за окном, спокойные отрешенные лица пассажиров. Мидия Павловна. Ракушка. Вчера мне было неприятно узнать об этой кличке. А сейчас я вдруг почувствовала, что дети были правы. Я – мидия. Я хочу отгородиться от грубого, чужого, злого, некрасивого. Я хочу закрыться и остаться там с моими книгами, любимыми передачами, хорошими фильмами и песнями, с немногими дорогими мне людьми. Мне достаточно стало мира внутри двух створок моей жизни. Одна створка – утро, вторая – вечер. Одна – начало моей жизни, вторая – ее окончание. От и до.

Потом замелькал город, довольно неприглядный здесь, вдоль железнодорожного полотна, но уже обжитой, с мелькающими человеческими фигурками.

Электричка, снизив скорость, подъезжала к вокзалу медленно, словно никак не могла выбрать, у какой платформы остановиться. Из-под колес веером расходились пути. Что-то резко выкрикивал в трубку мобильного телефона ремонтник в ярком оранжевом жилете, словно предупреждал подъезжающих о чем-то, предостерегал. Пассажиры засобирались, потянулись к дверям, на лицах проступало будничное выражение: у кого-то усталое, у кого-то раздраженное. За окном поплыла платформа и какие-то люди на ней. И я вдруг засуетилась, выныривая из своей задумчивости. Благостное настроение слетело, и вдруг кольнуло в груди неприятное чувство. Глядя на этих людей вокруг, их озабоченные, далеко не счастливые лица, их раздражение и спешку, я впервые допустила мысль, что история Антона может пойти по жесткому сценарию.

Антон

Купил банку краски – хорошо, что у них тут можно картой оплачивать. Цивилизация. Думал, очистить рамы будет сложно, но старая краска – особенно со стороны улицы – сама осыпалась сухими омертвелыми чешуйками. Хорошая была идея с покраской, своевременная. Застелил все старыми газетами – блин! У нее их так много, как будто сто лет не выбрасывала. Зачем она их копит? Надеется что-то понять про человечество? Начал красить. Мимо прошла сначала Мишина жена, посмотрела поверх забора. Через десять минут нарисовался Миша, повис на калитке, хрустя яблоком.