Ковчег Марка

– Я буду здесь жить.

Таким образом оказались решены главные жизненные вопросы и можно было заняться чем-то менее глобальным.

– У тебя тут шрам.

– Рассёк на тренировке, упал. Давно. А ты очень красивая. У тебя… формы.

Ей стало смешно. Её орел-мужчина, который точно знает, что делать, и даже уже отдал все распоряжения, выражается, как гимназист.

– Какие у меня формы! Лифчик пятого размера!..

– А по-моему, шестого, – усомнился он. – Ты, должно быть, тесные покупаешь.

– Павлуш!

– Очень красиво, – быстро сказал он и потрогал «формы». – Такое богатство. И вот здесь, – он провел ладонями по её бокам, вверх и вниз, – вот тут так узко, а потом раз, и широко. И гладко, и горячо.

– О господи.

– И ты хрюкаешь, когда ешь. Особенно сильно хрюкаешь, когда ешь яичницу.

– Павлуш, – жалобно простонала Алла и придвинулась так, чтобы быть еще ближе. – Ты мне скажи, это же не кончится?

Он помотал бритой головой – нет, не кончится.

– Ты уверен?

– Абсолютно. И ты уверена, что не кончится, и спрашиваешь просто так. Потому что не знаешь, что делать, а я знаю.

Тут он как следует притиснул её к себе, чтобы она хорошенько прочувствовала всё, что нужно прочувствовать, и выбрался из постели.

– Какой ты красивый, – сказала она, рассматривая его голого. – Особенно плечи и ноги.

– У всех лыжников плечи и ноги, – сообщил он. Посмотрел на неё с веселым сожалением и куда-то ушел, как был, голый.

Она немного полежала одна, и это было невыносимо. Моментально кругом образовалась пустыня, посреди которой она лежала в одиночестве.

Почему раньше она никогда не задумывалась о том, что живет в пустыне совершенно одна? Ну, то есть без него?

Нужно было срочно выбираться из пустыни, и она громко сказала в пространство:

– Слушай, нас, наверное, уже хватились.

– Наплевать, – издалека ответил он.

– Как? А падение нравов?

– Марк знает, что мы пали, а остальные ни при чем. Или при чем?

– Пожалуй, ни при чем, – согласилась Алла, оглядываясь на пустыню, которая теперь осталась позади. Как там скучно. Скучно и бессмысленно.

– Я тяжелый человек, – по-прежнему издалека сообщил он. – Но ты привыкнешь. Я всё время занят и стихов никаких не знаю.

– Чего ты не знаешь?!

– Марк знает тьму стихов. Он вообще книжный человек. Когда вы только припёрлись и заварилась вся эта каша, он мне сказал, что я должен на тебе жениться.

– Здрасти-пожалуйста!

– Он сказал, что ты единственная женщина на его памяти, способная меня вынести в принципе. Он сказал, что таких в природе не существует, вот только одна откуда-то взялась.

– Что ты придумал? – спросила Алла и еще раз оглянулась на пустыню, оставшуюся с носом и без жильцов. – С чего ты взял, что тяжелый человек?.. Я как-то и не заметила даже.

Он вдруг оказался рядом, будто материализовался из ничего. В руках у него были две кружки и одно большое яблоко.

– Двигайся.

Она подвинулась.

– На.

Она взяла кружку. От неё шел пар.

– Никогда в жизни, – сказал он, рассматривая её, – я никому не приносил кофе в постель. Никогда и никому. Ты хочешь кофе?

Она только смотрела на него. Кофе был очень горячий и, должно быть, от пара у неё защипало в глазах.

– Я тоже не хочу, – признался он. – Но надо! Потому что я никогда не подавал кофе в постель, а ты никогда не получала.

Она глотнула. Слеза капнула в кружку.

Они сидели голые на кровати и пили кофе.

– А помнишь, ты шла рядом со мной и всё спрашивала, откуда в лесу лыжня?

– Я же не знала, что здесь живут олимпийский чемпион Ледогоров и его личный тренер!

– А знаешь, как я называюсь в федерации? И вообще везде? Сервис-мен! Смехота, да? Потому что я не только тренер, но и всё остальное. Лыжи, смазка, график. Мастер на все руки.

– Павлуш, но ты ведь на самом деле великий человек, если Марк с тобой стал олимпийским чемпионом!

– Да какой я великий. – Тут он вдруг поцеловал её очень горячими от кофе губами. – Нет, лучше считай, что великий. Там еще глинтвейн остался, в кастрюльке. Хочешь, разогрею?

Она помотала головой – не хочу.

– Тебе придется, конечно, в Москву ненадолго вернуться. У тебя там вещи, наверное.

Алла вытаращила глаза. У неё в Москве вещи, да. Наверное, вещи. У неё в Москве вся жизнь!..

Наверное.

– Хотя, скорее всего, нам тоже придется в Москву лететь. Из-за всех этих уголовных дел!.. Ах, как некстати. Завтра перевалы откроют, борт придёт, и заварится каша на много дней. А Марку тренироваться надо.

– Как завтра? – оторопела Алла. – Уже завтра?

– Ну да. Сегодня сказали, что из-за гор метель тоже уходит. Завтра у них погода будет. Может, не с утра, под вечер, но гостей будем ждать.

…Завтра всё кончится, сказала уцелевшая после нападения тёмной страсти часть Аллы Ивановны. Уже так скоро!..

– Мы же так ни в чем и не разобрались. Так ничего и не поняли, – жалобно выговорила другая ее часть, которая возродилась после нападения в каком-то новом виде. Тут вступила первая часть: – Паша, постой, не трогай меня! Нам нужно подумать.

– Мы не можем сейчас думать.

– Мы должны.

– Мы всегда всем всё должны. А сейчас нет. Что такое-то?.. Что ты брыкаешься?

– Нам нужно прийти в себя.

– Мы только сейчас и пришли в себя.