Я прислушался. Не то чтобы я сильно скучал по артиллерии противника. Пара десятков минометов похоронила бы две трети авангарда ОА за пару десятков залпов. Я уж не говорю о гаубицах. Но это было бы логично. А когда на войне что-то идет вопреки ее собственной логике, прячь голову в задницу и жди неприятностей.
Сержант Благо выскакивает из-за помятого куста жимолости и, пригибаясь, бежит к нам.
– Твою мать, если он поднимет нас в атаку, я его лично пристрелю на хрен, – хрипит мне в ухо Пуля.
Благо доползает до ограды, садится через Буксу от меня и смотрит на часы. Потом передает по цепи: готовиться к атаке, приказано взять завод.
Пуля обреченно опускает голову.
Между изгородью и заводом – редкий лес, а с заводской водонапорной башни и с крыши одного из цехов лупят два из четырнадцати пулеметов. Это проклятый тир! Пятьдесят рейнджеров будут у них, как на ладони, они лягут в этом лесочке, чтобы медленно гнить под шепот Ла-Манша. Почему медленно? Потому что это Англия, тут холодно.
Благо передергивает затвор своего «сорок восьмого», снова смотрит на часы и вскакивает. Ну не мудила?
Атака!
Слева от меня бежит, вжав голову в плечи и матерясь сквозь сжатые зубы тощий Пуля, впереди скачет сайгаком сержант Благо, справа топает немец Удо. Между нами пролетают пули, комья земли, щепки и сбитые пулеметным огнем ветки деревьев, а выше, за испуганно вздрагивающими тополиными кронами, сереет холодное небо Рочестера, подернутое легкой дымкой августовских сумерек. Что-то шаркнуло по моей каске. В лицо ударило красным, и сержант Благо с простреленной головой упал мне прямо под ноги. Мы с Пулей синхронно перескочили через его тело и побежали дальше. Прости, мудила, тебя похоронят другие. Если мы добежим. А если не добежим, – читай несколькими абзацами выше, – ты будешь медленно гнить.
В тот день Рочестерский лес был нашпигован сталью, она была в земле, в воздухе, в стволах деревьях, в трупах и даже в другой стали. А мы могли только бежать и надеяться, что нам повезет чуть больше тех, кому уже не повезло.
Те, кто стрелял по нам в тот момент, не выцеливали кого-то конкретного. Они судорожно палили по лесу и тоже надеялись. На то, что никто из нас не добежит и не начнется прицельный огонь, когда люди, наконец, увидят, в кого стреляют, кого убивают и кто убивает их.
Было тихо… Стреляли пулеметы и «М-48», матерились солдаты, орали раненные, кто-то звал санитаров, кто-то надрывно молился, остальные кричали просто так, нечленораздельно, потому что невозможно было не кричать. Но в тоже время было очень тихо. Звуки переплетались и срастались, превращались в единый белый шум, который легко перекрывало мое дыхание и стук моего сердца. О, эта особая тишина войны, космический вакуум ужаса, поглощающий все прочие звуки…
Лес кончился внезапно, как будто кто-то отдернул штору. Серое небо взмыло в вышину, и вот мы уже бежим через открытое пространство. Десять метров свинцового цвета, свинцового привкуса, звучащие, как свинец.
Я с разбегу бросаюсь под бетонные плиты забора, вжимаюсь в мокрую грязь и оглядываюсь. За эти несколько секунд опушка Рочестерского леса поредела еще больше и приобрела заметный бурый оттенок.
– Мать твою, а? – хрипит Пуля, переваливаясь на спину. – Я потерял на хрен подсумок! Есть патроны?
Я, молча, тянусь к своему подсумку, но в кадре вдруг появляется огромная лапа Буксы с двумя магазинами на ладони.
– Дуга убили, – кричит Букса.
Я киваю.
– Сержанта тоже. А ты где был?
– Нигде. Бежал прямо за вами.
– Вот, мать твою, – хрипит Пуля, перезаряжая свой «сорок восьмой». – Ненавижу это дерьмо! Ненавижу!
Вдоль забора ползет какой-то незнакомый сержант.
– Вы кто такие?
– Рота «Динго», сержант, – отвечает Пуля.
– Кто? Какого хрена вы здесь делаете? «Динго» должны была штурмовать ворота.
– Черт, – Пуля смотрит в одну, потом в другую сторонку. – А где эти ворота?
– На юг, метров двести.
– А юг где?
Сержант показывает рукой – там.
Мы ползем вдоль стены на юг. Мы, это я, Букса, Пуля, Умник, Глазунья и Курок. Шесть пехотинцев, добежавших до стены совсем не там, где следовало. Как же это произошло? Да легко! Может, сержант Благо неправильно сориентировался, может, лес повел нас не в ту сторону, а может, карты оказались неправильными. Да и неважно это. Из пятидесяти парней, с которыми мы какие-то жалкие минуты назад прятались от огня пулеметов за оградой из красного кирпича, прикрытые ветками жимолости и серым рочестерским небом, рядом со мной только шестеро, и, возможно, остальные не добежали.
Наконец мы находим заводские ворота. Точнее, место, где они раньше стояли. Саперный бог здесь славно повеселился, позавтракав неровным куском стены. Сами железные створы, искореженные и смятые в ржавый ком, отнесло метров на десять во двор.